Знаки ночи

Этот город ломает и калечит души, не без того. Москва жестока, причем не только к тем, кто приехал в нее, но и к тем, кто здесь рожден. Любой большой город – бездна, в которую можно падать до бесконечности, это безостановочный ритм, выпав из которого ты навсегда отстанешь от остальных. И ему все равно, кто ты и каково тебе. Либо «да», либо «нет», и «подождите, я передохну и снова в путь» здесь за аргумент не принимается.

Но иногда этот город души не корежит, а лечит. Главное, не упустить момент, когда у него будет хорошее настроение.

Впрочем, другие большие города, как я и говорил, не добрее. В каком-нибудь Нью-Йорке все обстоит точно так же, только у них небоскребов, с которых прикольно сигать вниз в момент отчаяния, больше.

Размышляя на вот такие душеспасительные темы и совсем тихонько напевая привязавшийся ко мне окуджавовский «Синий троллейбус», я и добрел до «Арбатской», где практически сразу увидел знакомую машину.

– Привет. – Забравшись в салон, я пожал руку Нифонтову и спросил у Женьки, сидящей рядом с ним: – Ну что, сладкая, поцелуемся?

– Знаешь, этот парень меня поражает, – сообщила Николаю его напарница. – Вот так общаешься с ним – вроде нормальный, без особых задвигов. Проходит пара дней, снова его встречаешь – дурак дураком. Слушай, а может, их двое? Может, у него брат-близнец есть, и мы то того видим, то другого? Один умный, а второй – вот этот, который к нам в машину сел только что. Я к тому, что дурака можно пристрелить, и нынче на кладбище прикопать в какую-нибудь бесхозную могилу, а с умным дальше дела делать.

– Знаешь, Саша, а у тебя есть шансы. – Нифонтов повернул ключ в замке зажигания. – И неплохие.

– На то, что вы меня пристрелите и прикопаете? – обеспокоился я, причем не придуриваясь. С этих станется.

– Нет, разумеется, – Николай повернулся ко мне и подмигнул. – Просто я чуть ли не впервые слышу, как Евгения анализирует какого-либо парня из тех, кто не входит в наш постоянный круг общения.

– Чего? – опешила Мезенцева, не ожидавшая, видимо, такого предательства со стороны коллеги. – Я? Анализирую? Вот его? Дорогой друг, поздравляю тебя, ты все-таки тронулся умом.

– В последний, случа-а-а-айный, – громко пропел я упорно вертящуюся в голове строчку Окуджавы.

Мне давно рассказали способ, как избавиться от привязавшейся к тебе и безостановочно звучащей в голове песни. Надо просто проорать особо назойливую строчку, плюнув на условности и недоуменные взгляды окружающих.

Реально работает, проверено.

– Ну вот, – обрадовалась Евгения. – Сначала бред, потом песни. Колька, поворачивай направо. Повезем его к психиатру. И тебя заодно проверим, от греха.

– Да ты, приятель, эстет, – без тени иронии заметил Нифонтов, выруливая на Новый Арбат и не обращая ни малейшего внимания на слова Мезенцевой. – Странно, в нашем детстве такие песни были уже не в моде. Я и сам бы ее не знал, кабы не случайность.

– Это у тебя, – возразил ему я. – У меня в детстве дядя Сева по соседству жил, он в семидесятые диссидентствовал, в восьмидесятые радовался перестройке, а остаток века и далее бухал, пока в ящик не сыграл. Мечты не сбылись, идеалы разрушены, желанная свобода оказалась со звериным оскалом капитализма. Как квасить начнет, так сразу Окуджаву и заводит.

– Тогда понятно, – признал Николай. – Хотя выбор песни, конечно, радует. Особенно если учесть то место, где ты ее исполнять надумал.

– Так Арбат, – махнул я рукой. – Она же про него?

– Ты в этом уверен? – в голосе Нифонтова явно была слышна ирония. – Хотя я, конечно, не возьмусь сказать, что было в голове у Окуджавы, когда он ее писал, но, как мне думается, здесь речь идет не только о романтике того времени. Булат Шалвович был настоящий поэт, такие, как он, думают и чувствуют больше, чем остальные.

– А как песня называется? – не выдержав, спросила Евгения. – Я вот ее не слышала.

– Это потому, что ты ленивая и нелюбопытная, – произнес Николай. – Не любишь докапываться до сути вещей. Называется она «Синий троллейбус». Как тебе?

– Это тот самый? – охнула Женька. – Блин, жесть! Так про нее нам тогда Пал Палыч говорил? Что, мол, звучит красиво, но вот только такую романтику и врагу не пожелаешь?

– Ну да, – подтвердил Николай. – Саш, понимаю, что мы для тебя все одно как по-китайски сейчас разговариваем. Не обижайся. Просто Женька тогда на этом синем троллейбусе чуть покататься не отправилась. Хорошо, что с нами Пал Палыч был, успел ее остановить.