Золотой лев

‘Конечно, - сказала Юдифь, которая теперь точно услышала ответ, который искала все это время.

‘В таком случае я сделаю это быстро, иначе никто из нас не сможет отдохнуть этой ночью. Так вот, Канюк, как я уже говорил, может нюхать сокровища на ветру, точно так же, как я нюхал эту пряность. Как только мы захватили "Резолюцию" и ее сокровища, он появился, требуя свою долю приза.’

‘Но ведь Канюк покинул вас еще до того, как был взят приз! - сказала Юдифь, возмущенная такой дерзостью.

- Именно это и сказал ему мой отец, но Канюк ничего такого не слышал. Он побежал прямо к голландцам на мыс Доброй Надежды и привел их в бухту, где мы ремонтировали "Резолюцию" ... - Хэл замолчал, прежде чем добавить: - и спрятали все золото и серебро.

‘Нас безнадежно превосходили числом, - продолжал он. - Мой отец был вынужден сдаться, чтобы не видеть, как будут убиты все люди, которые преданно служили ему. И тогда Канюк показал себя подлым двуличным негодяем, каким он был, сказав неприкрытую ложь, которая приговорила моего отца к пыткам и смерти.’

‘И что же он сказал?- спросил Пэтт, стараясь подавить волнение, охватившее его при упоминании о явно мучительной кончине сэра Фрэнсиса Кортни.

‘Вы помните, сэр, как я говорил вам, что Англия и Голландия находятся в состоянии войны и что мой отец был уполномочен Его Величеством Королем преследовать голландское судоходство в ходе этой войны?’

‘Конечно, помню, - сказал Петт, - так же, как помню саму войну.’

‘Ну что ж, тогда мой отец добросовестно атаковал эту «Резолюцию» как акт войны. Однако он не знал, что голландский флот под командованием де Рюйтера около трех месяцев назад поднялся вверх по Темзе к верфям в Чатеме, где стояли лучшие корабли Королевского флота, сжег дюжину или более судов, отбуксировал еще два, включая наш флагманский корабль "Король Карл", и вынудил его величество короля потребовать горький и унизительный мир.

- Итак, когда «Леди Эдвина» напала на «Резолюцию», война фактически закончилась. Конечно, мы не могли этого знать. Мой отец дал слово, как джентльмен, и голландский командующий полковник Шредер был готов принять его. Он был врагом моей семьи, Шредер, и в конце концов я убил его, но он всегда сражался с честью. Естественно, однако, что он чувствовал себя более счастливым, имея некоторые доказательства объяснений моего отца, поэтому он спросил Канюка, который, как он знал, плавал вместе с нами, говорит ли мой отец правду. Но этот Канюк ... - Хэл вдруг понял, что продолжать ему почти невозможно. Это воспоминание было просто слишком болезненным. Но тут в тишину вступил большой Дэниел.

- Этот лживый шотландский ублюдок сказал, что он говорил Сэру Фрэнсису, что объявлен мир. И у него хватило наглости сказать, что наш Фрэнки, который был таким хорошим человеком и таким честным из всех, кто когда-либо выходил в море, сказал ему, что он проигнорирует эту новость и все равно пойдет за призом. Это была грязная ложь, но сыроеды попались на нее, и она стоила капитану жизни. Нас всех взяли в плен, приковали цепями в рабском трюме "Чайки морей", а Канюк злорадствовал над нами, и увезли на Добрую Надежду, где нас отправили на каторгу, как обычных преступников. У меня до сих пор остались шрамы на спине от побоев, которые я получил. Я знаю, что и у тебя тоже, Аболи, и у тебя, капитан, провалиться мне а этом месте.’

‘Да’ - сказал Хэл хриплым от волнения голосом. - ‘У меня тоже есть шрамы.’

- Но ведь мы только что получили свою долю, не так ли? А теперь расскажи об этом джентльмену!’

- И что же случилось?- спросил Пэтт.

- После того как мой отец был казнен – проклятые голландцы повесили, сняли тело и четвертовали его, – нам удалось бежать, и мы направились к заливу, где голландцы впервые захватили нас.’

- Зачем возвращаться в такое мрачное место?’

‘У меня были на то свои причины, в том числе и осознание того, что Канюк, скорее всего, будет там сам.’

‘Значит, у него тоже были свои причины, - сказал Петт, думая о любви к сокровищам, которая, казалось, объединяла сэра Фрэнсиса Кортни и Канюка, что бы там ни говорил преданный сын Кортни, и все яснее понимая, что это за причины.

‘Да’ - сказал Хэл. - Но все оказалось гораздо сложнее, чем я ожидал. Шредер был опозорен после нашего побега. Он отправился к своей возлюбленной Катинке ван де Вельде и, судя по рассказам, которые я слышал позже, застал ее в постели с Медленным Джоном, мучителем и палачом колонии.’

‘Значит, она действительно была Иезавелью, - заметила Юдифь.

‘Она была сущим дьяволом в женском обличье, - ответил Хэл. - Мессалина, императрица Рима, которая занималась проституцией ради собственного удовольствия, была целомудренна, как монахиня, по сравнению с Катинкой. Но она получила свое возмездие. Шредер пришел в ярость и убил ее. Он бежал и сумел пробраться на "Золотую ветвь", которая стояла в гавани Доброй Надежды под командованием капитана Кристофера Ллевеллина ...’