Зов ястреба

Я быстро поняла – или, по крайней мере, думала, что поняла – в чём дело. Он не хотел привыкать ко мне, а может, и давать ложной надежды, пока не был уверен, что мы станем работать вместе.

Утяжелителей у меня на руках и ногах становилось всё больше, а бревно раскачивалось сильно и непредсказуемо. Каждый вечер перед сном я мазала многочисленные синяки дурно пахнущим кремом, который выдал мне Кьерки. Почти каждое утро, когда после тренировки мы делали расслабляющие упражнения, я засыпала, и соседу приходилось толкать меня локтём, когда приходило время идти завтракать.

Все это время тренировки по усвоению продолжались – часто к приходу Строма меня шатало от воздействия эликсиров, и тогда приходилось ждать, пока перестанет кружиться голова, чтобы начать упражнения.

К исходу третьей недели я научилась не падать, даже когда Стром давал бревну хорошенько пинка – пусть даже для этого мне приходилось падать на четвереньки.

– Молодец, – сказал Стром, и это была первая настоящая похвала за всё время. – Но начиная с сегодняшнего дня ложись спать по графику, Хальсон. Мы договаривались. Больше повторять не стану.

– Хорошо, – пробормотала я, но сдержать ликования не могла. Бревно подо мной обернулось ровным полом, и я только слегка перемещала корпус, ловя равновесие, как парус – ветер. – Простите.

– В усердии нет ничего плохого. Но у тебя будет много возможностей проявить его. Поверь. Иди сюда.

Я дошла до конца бревна, скользнула с него вниз и приблизилась. Руки Строма взлетели вверх – я не успела отшатнуться – а потом стало темно. Он завязал мне глаза. Повязка была плотной, и на мгновенье я почувствовала его прикосновение – уверенное и осторожное.

– Возвращайся на бревно.

И потянулись новые дни и недели. Часы проходили в кромешном мраке. Постепенно Стром добавлял в наши тренировки новые элементы. Я уклонялась от ударов хлёсткого – обидно, но не слишком больно – прута, учась ориентироваться на звук, не придавая большого значения тому, что не могу увидеть. Училась правильно падать. Училась бегать и огибать препятствия вслепую, полагаясь на чувствительность ног, слух, подсказки собственного тела.

Повязка стала моим спутником и на общих тренировках, и пару дней я, наверно, здорово веселила остальных, собирая на пробежках углы Гнезда или кусты. Некоторым из них предстояло то же самое – но позднее. Наверно, легче было посмеяться над этим вместо того, чтобы всерьёз задумываться, как будешь справляться сам.

– В Стуже, как ты уже могла заметить, с видимостью бывает плохо, – говорил мне Стром из темноты, и, балансируя на бревне, я хорошо знала, где именно он стоит – через несколько часов в повязке мне даже казалось, что я знаю, как именно. Руки сложены на груди, лицо расслаблено, одна нога перед другой.

Скорее всего, мне только казалось. В тот день мы тренировались много часов подряд, и сознанию было проще придумывать реальность, чем смириться с непроницаемой чернотой.

– Разве инъекции и препараты не помогут мне в Стуже?

– Помогут. Но не стоит полагаться только на них. Связь может нарушиться… По той или иной причине. Ястреб может погибнуть – и тогда охотнику придётся выбираться самостоятельно. Всякое бывает.

Он всегда говорил о своей возможной гибели очень спокойно. Это было ещё одно суеверие Гнезда, где старались не говорить о таком даже в шутку – но суеверие не имело над ним власти.

За те месяцы я успела побывать в Стуже ещё несколько раз – всегда со Стромом. Мы проводили там не больше часа – и ни разу не встретили никого, кроме лёгких эвеньев, проносившихся вдали, или – один раз – высокого фонтана ледяных брызг там, где под снегом быстро шёл на восток невидимый в глубине вал.

У меня больше не сводило живот от страха, когда мы ступали на ледяной наст, и я научилась наносить сер и подгонять струд за несколько минут – и так, что кропарю нечего было за мной исправлять.

Тренировки продолжались даже ночью. Через день дежурный кропарь вводил мне вечерний эликсир, и, засыпая, я училась замедлять и ускорять сердечный ритм, расслаблять и напрягать даже те мышцы, о существовании которых я ещё недавно не подозревала.

Шёл второй месяц наших тренировок, когда Эрик Стром ступил на другой конец бревна. В тот день на мне не было повязки – и началась долгая цепочка упражнений, похожих на танец, в которой мне нужно было не просто повторять движения Строма – угадывать их. Это было как синхронный перевод, о котором мне рассказывал когда-то Гасси. Переводчик должен понять и перевести реплики так быстро, что со стороны может показаться, что он говорит с иностранцем одновременно.

– По крайней мере, я вас вижу, – пробормотала я во время десятиминутного перерыва, растянувшись на мате. Лежать в присутствии Строма было неловко, но я боялась, что если буду сидеть или стоять, он заметит, как сильно дрожат мои колени.

Он сидел рядом, рассеянно подбрасывая и ловя утяжелитель.

– Ты же понимаешь, что это временная поблажка, так?

– Я догадывалась, но старалась об этом не думать.

– И правильно. Зачем портить себе настроение раньше времени.