— У него спроси.
— Не понравился, вот на службу тебя и не записали?
— Всё так, — кивнул Денис.
— Ничего, в Тонбове запишем. Нам бойцы нужны. Будешь под моим началом служить. Дом справишь. Даст Бог, твоя Толганя детишек нарожает. Как подрастут, барабанщиками их пристроим[3]. Семье будет прибыток.
Варвара безмолвно слушала мужской разговор, отхлёбывая квас из корца.
— Подремли теперь! — сказал ей Денис после ночного ужина. — Опосля баню истопим да помоем тебя, а то ты вся в крови…
Он вышел во двор, поставил сани под навес, покормил коня и вернулся в избу Василия. Тот уже храпел на полатях, а обессилевшая Варвара тихо спала на скамье. Денис накрыл жену своим тулупом, под утро ведь печь остывает. Затем он сам лёг на лавку и сразу же провалился в бездонную яму. То ли не запомнил, что ему снилось, то ли сновидений не было.
Когда мужики встали, солнце уже садилось. Они накололи дров, протопили в бане каменку и попарились сами. Когда пар остыл, отвели в парную Варвару, которая уже не мучилась от болей, но была ещё очень слаба. Положили её на полок, начали опахивать вениками, потом отмыли от листьев и посадили отдохнуть в предбаннике. Денис накинул жене на плечи тулуп.
— Ну как ты?
— Голова кружится, а так ничего, — печально ответила она.
— Сиди, поправляйся, — улыбнулся ей Денис.
Поротая Ноздря поставил перед супругами по кружке хлебного кваса.
— Добрый квас, кисленький! — похвалила напиток Варвара и вдруг ни с того ни с сего прошептала: — Где ж ты, Ведь-ава? Видать, я схватила не тот веник…
Ни Денис, ни Василий не поняли, что она хотела сказать, но допытываться не стали: мало ли что баба лопочет. Они пропустили по чарке хлебного вина и запили квасом.
Посидев недолго в предбаннике, мужики оделись и вышли на мороз.
— Хороша у тебя жёнка! — причмокивая, сказал Поротая Ноздря. — Какие тити, какие гузны, а кожа-то!
— Ты на мою супругу не зарься! — полушутя ответил Денис. — Сам-то чего не женишься? Не простой ведь стрелец, а пятидесятник. Жених завидный.
— Дк сам же ж знаешь. Службу нёс в острожке на Лысых горах. Девок на выданье там нету, да и ведьмы не попадаются. Невесту не найтить. В Тонбове же ж я всего ничего. Приглядываюсь…
Подышав студёным воздухом, они вернулись в предбанник и отвели Варвару в караульную избу. Вскоре стрельцы принесли туда хлебное вино, большой шмат солёной свинины, хлеб и мешок пшёнки.
— Верну, когда встану на ноги, — сказал Денис.
— Не обедняем! — усмехнулся Василий, наливая вонючее зелье себе и ему.
Наутро, едва продрав глаза, Денис схватил кошель с серебром и направился к сеням.
— Ты куда? — спросил Поротая Ноздря. — Мы не жрамши ещё.
— За одёжей схожу на торг. У супруги одно платье осталось, мордовский панар, да и тот весь окровенел. Даже онучи, и те в крови. Хочу ей обновки прикупить, да и себе тоже. Вернусь — поем.
— Не спеши, вмистях надо иттить. Сначала покушаем, потом запишем тебя, а опосля уж на торг пойдём. Он дотемна протянется.
Пока мужики ходили по своим делам, Варвара лежала в курной избе и рассматривая от скуки прокопчённую крышу.
Варвара обрадовалась, когда вошёл Денис и выложил перед ней ворох одежды.
— Ты теперь стрелецкая жена, душа моя! — сказал он. — Глянь-ка на свои обновки!
— Вот счастье-то! — горько усмехнулась Варвара.
— С чего ты такая унывная? Печалишься, что я тебя из Вирь-ати увёз?
— Да нет… — вздохнула Варвара. — Всё я разумею. Нельзя было там оставаться. Инжаня добра нам желала, думала врагов наших ослабить, а вышло наоборот. Полдеревни на меня окрысилось. Поживи она ещё немножко, глядишь, всё бы и утряслось… но её кулома забрала в Тона ши…