Зов Оз-моры

— Ну вот! — начала отчитываться она перед Вирь-авой. — Быстро управилась! Сколько ж тысяч лет я пролетела за час! Папа удивился, увидев меня с этим лувкшем. Пришлось всё объяснять. Рассказывать, что выхожу замуж в старинном эрзянском селе. Подарила пирог. Отец переслал его назад, на свадебный стол, а меня даже чаем не угостил. Я так проголодалась!

— Кто он, твой отец? — полюбопытствовал Мина. — Демон?

— Человек он у меня. Обычный человек. Сказала ведь уже: не слушай попа Афанасия! — раздражённо ответила Ведь-ава и перевела взгляд на Деву леса: — Чай пора пить.

Та кивнула. Все трое сели за стол.

— Как назовём ребёнка? — спросил Мина.

Ведь-ава всё уже давно продумала и уверенно ответила:

— Никитой. Победителем. Зачну я его завтра же. Избу с брачным ложем нам подстроит урьвалине, — Ведь-ава перевела взгляд на Деву леса. — Успеешь?

— Только свистну, и набежит орда лешаков, — в ответ рассмеялась та. — Медведей и лосей приведут, чтобы было на ком брёвна возить. За ночь управятся, не сомневайся. И ложе подготовят, и онаву сгондобят, и угощение сварят на всё село, и столы накроют.

И правда, когда Вельдеманово утонуло в темноте, к избе Мины потянулись духи леса. Лужок на берегу залил мертвенный свет болотных огоньков. До утра гремели топоры, ревели и рычали звери, скрипели нездешние, нечеловеческие голоса. Жители села дрожали на своих печах и полатях, боясь выйти из дому.

Лишь на рассвете, когда страшные звуки стихли, две любопытные бабы опасливо приблизились к заливному лугу.

«Что это?» — в один голос воскликнули они.

Там, где ещё вчера была лужайка, теперь высился тын, окружающий избу с камышовой крышей. Острые колья пахли смолой. Они были очищены от коры, оструганы и так подогнаны друг к другу, что крестьянки не заметили в заборе ни одной щёлочки или дырочки, через которую можно было бы заглянуть во двор. Лешие не схалтурили!

Между таинственной изгородью и домом Мины простёрся длиннющий липовый стол, накрытый расшитой скатертью и уставленный блюдами с заливным судаком, жареными карасями, зайцами и дикими гусями, печёной репой, солёными огурцами, мочёными яблоками, пирогами, кувшинами с позой и хлебным вином. Где ещё было праздновать свадьбу, как не под открытым небом? Не в тесной же Мининой четырёхстенке, где едва ли поместилась бы и десятая доля гостей. Приглашено ведь было всё село.

— Откуда у Минки деньги? — удивлялась одна крестьянка.

 — Никто в Вельдеманове не играл такую богатую свадьбу.

— Видно, самоварница папу с мамой обокрала, — предположила вторая.

— Если так, то и нам с тобой не грех поживиться…

Они собрались взять по огурчику, но тут же в десяти шагах от них появилась сухопарая девица с миловидным бледным лицом. Ниоткуда взялась, будто самозародилась из воздуха. Улыбнулась ласково, снисходительно:

— Подождите, бабоньки! Успеете попробовать. Всему свой срок.

— Кто ты такая?

— Машенькина урьвалине. Охраняю свадебный стол и её дом,

 — девушка указала на забор.

— Это дом Марё? — удивились крестьянки. — Его вчера ещё не было. Откуда он взялся?

— Не ваше дело. Уходите-ка, бабоньки, по добру по здорову! Потом придёте.

В её голосе почувствовалась сталь, и по спинам баб пробежал морозец.

— Мягко стелет, но убьёт и не поморщится, — шепнула одна из них своей товарке.

— Колдовство здесь какое-то. Бежим отсюда! — ответила ей вторая, тоже шёпотом, и тут же дала дёру. Первая пустилась наутёк вслед за ней.

Гости собрались ближе к полудню. Во главу стола сел Мина, раскрасневшийся после бани. Он был одет в новенький праздничный панар, утыканный иголками для отпугивания нечистой силы. Селяне же заняли места по старшинству. Ближе всего к жениху сел велень прявт, самый древний старик в селе.