Гигант стоял покинутый, окружённый колючей проволокой и всеми позабытый. С него сняли двигатели, броню, пулемёты, пушки, свинтили всё, что только приглянулось танкостроительным заводам, а вокруг обглоданной туши «Зверя 1» обустроили лагерь для пленных. С пленными тогда была сплошная головная боль. Как-то так получилось, что никто не хотел признавать их существование. Одни скрывали масштаб наступления, другие стыдились масштабов потерь. Несуществующих людей не удалось бы отправить на принудительные работы, их нельзя было обменять на других несуществующих людей, угодивших в плен по ту сторону фронта. Канитель с ними вышла страшная. На выручку пришёл «Зверь 1». Заново собранная похоронная команда, уже не механизированная, а лагерная, запустила его печи.
Пробудившись, «Зверь 1» поглотил всех пленных без остатка. Они, наверное, и сами, измученные голодом и прочими неудобствами, обрадовались подобному исходу. Когда же существование новых пленных признали официально, их со спокойной душой обменяли, продали или увезли на тыловые работы, а «Зверь 1» начали кормить исключительно гражданскими хануриками из разбомблённых городов. Одни скрывали сам факт того, что сбросили бомбы на жилые дома, а другие не хотели признавать слабость собственной противовоздушной обороны. В итоге все порадовались прожорливости изувеченного гиганта.
Заодно «Зверю 1» скармливали несуществующих диверсантов, предателей и просто внутренних врагов, призывавших к закрытию фронта и аресту главнокомандующего. «Зверь 1» превращал в пепел всех, кто не имел права на существование, а потом к нему с фронта открыто повезли армейских хануриков и по радио впервые заговорили о преимуществах организованного трупосжигания. «Всегда опрятно, удобно и никаких болезней». Наконец кто-то предложил возродить программу прифронтовых механизированных сжигателей, только выпускать их не такими грозными и массивными.
Программу утвердили, о ней даже сообщили по телевизору, однако «Зверь 2» появился не сразу. Тогда многое застопорилось. Главнокомандующий как-то потерялся за спинами генералов и больше не зачитывал многочасовые лекции по истории. Диверсионные группы подорвали несколько заводов. Появились первые и не самые удачные
Он был полной копией нашего «Зверя 44» и едва напоминал прародителя-гиганта. Между прочим, прародителем самого «Зверя 1» считался заурядный сельскохозяйственный сжигатель, уничтожавший туши заражённых животных, – обычная печь, закреплённая на шасси тяжеловоза. Не знаю, правда это или нет. Леший говорит, что правда. Да и бог с ним. Главное, что генералам новый «Зверь» понравился и они одобрили его серийное производство. Прифронтовые механизированные сжигатели гусеничного типа с тех пор неотступно следовали за фронтом, успешно переплавлялись через реки и ни в какой грязи не застревали. Как сказали по радио: «Они доказали свою высокую проходимость, невероятную эффективность и полюбились всем, кто готовился пасть в боях».
Прошли годы – и вот мы здесь, на палубе «Зверя 44». Слушаем радио, хоть и понимаем, что едва ли кто-то из генералов признает неизбежное отступление раньше, чем оно начнётся. Леший заверял нас, что по радио о прорыве фронта вообще не упомянут, чтобы лишний раз не беспокоить тех, кто живёт в тылу.
Мы с Фарой и Кирпичом каждый вечер собирались у бортовой лестницы на морде «Зверя» – стерегли возвращение Лешего и Сифона. Другие изредка приходили к нам перекурить и поглядывали по сторонам в надежде, что именно сейчас объявится Леший и они первые услышат от него новости. Собственно, все ждали одного-единственного слова: «Началось». Пока Леший его ни разу не произнёс и только качал головой в ответ на обращённые к нему взгляды.
Сегодня Леший и Сифон вернулись поздно. Уже стемнело, и «Зверь» готовился включить прожекторы. Вернулись недовольные, с полной поклажей. Закладку сделать не удалось. Леший молча прошёл мимо, а Сифон, запыхавшись на лестнице, сбросил вещмешок и задержался поболтать с Кирпичом и Карданом. Леший ещё брёл через палубу к хозяйственному отделению, а Сифон толком не отдышался и не успел рассказать ничего связного, когда вдали от нас, за частично выжженным лесом и руинами прифронтового города, под сумеречным небом полыхнула белая зарница.
– Ого! – воскликнул Фара.
Кардан замер с поднесённой ко рту папиросой.
Сифон и Кирпич растерянно переглянулись.