Зверь в тебе

– Ни то, ни другое. – Дмитрий Вячеславович был спокоен, похоже, подобный разговор не был ему в новинку. – Это лишь информация к размышлению. Что ты при этом чувствуешь – твое сугубо личное дело, которое никого не касается. Правда, с одной оговоркой: если то, что ты чувствуешь, будет выражаться в окружающий мир в виде агрессии, мешающей окружающим, рядом с тобой окажутся опытные товарищи, которые помогут тебе с этим справиться.

– Ты намекаешь, что и за мной приедут «санитарные врачи» в темных костюмах? – позволил себе съязвить капитан.

– Вроде того.

Это уже был ответ. Над этим стоило подумать, но потом, сейчас же нужно вытрясти из друга как можно больше информации.

– Ладно, допустим, – сказал Борис. – Я оборотень, и есть другие оборотни, которые, как я понимаю, каким-то образом поддерживают между собой связь и иногда помогают друг другу в сложных ситуациях. Так?

– Так, – утвердительно кивнул Парфёнов.

– А если один оборотень совершил убийство или какое-то иное преступление, что делают другие оборотни? – поинтересовался капитан.

Дмитрий посмотрел на него с искоркой сарказма в глазах.

– Я должен тебе ответить как друг или как твой начальник?

– А как хочешь. Только отвечай.

И снова подполковник умолк, обдумывая ответ.

– Скажем так, содружество оборотней старается контролировать поведение его членов, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания людей, – сказал он.

– Угум, – принял ответ Коваленко. – То есть, если преступление всё же было, его постараются замять?

– Борь, ты за кого меня держишь? – вкрадчиво спросил Парфёнов.

– А за кого я должен тебя держать? – вопросом на вопрос ответил капитан. – Конкретно в этой ситуации и в этом разговоре – за кого? И вообще – ты за кого, Дмитрий Вячеславович? На чью мельницу воду льёшь? Нашим или вашим? И вообще – ты сам-то часом не «того»?

Борис и сам понимал, что его уже несет. Видимо, до того он всё-таки был в шоке от происходящего, а не воспринимал его так спокойно, как ему того хотелось бы. Парфёнов же, надо отдать ему должное, сохранял спокойствие и выдержку, слушал друга с пониманием в глазах.

– Давай мы не будем об этом, Боря, – сказал он. – Сейчас гораздо важнее, чтобы ты спокойно воспринял свершившийся факт и начинал учиться строить свою жизнь с учетом этого знания.

– Не учи меня жить, товарищ подполковник, – очень тихо проговорил Борис, – лучше помоги, мать его, материально. Или фактов подкинь. Только жить не учи – не мальчик.

– Хорошо, не буду. Извини. В любом случае, тебе нужно сейчас успокоиться и принять то, что необходимо принять. Потом ты пойдешь дальше, но сейчас рано, понимаешь? Если я расскажу тебе всё, что ты хочешь знать, я не уверен, сможешь ли ты всё понять и переварить правильно.

Борис потер ломящие виски ладонями. Хотелось проснуться и понять, это было всего лишь продолжение странного сна, а в реальности всё опять привычно и обычно, дорогие и любимые преступнички, свидетели и протоколы…

– Ладно, – сказал он Дмитрию, – я тебя понял. Пожалуй, я с тобой согласен: такую информацию действительно лучше выдавать небольшими порциями, во избежание, так сказать. Я сейчас задам тебе всего один дополнительный вопрос на сегодня, а именно: если я, как ты говоришь, оборотень, почему я не помню ни разу, чтобы я обращался? Или как это правильно сказать – превращался, перекидывался?

– Без разницы. Как хочешь, так и говори, – машинально отозвался друг и задал встречный вопрос: – А ты действительно не помнишь?

– Абсолютно.

– Совсем ничего?

– Совсем ничего. Кроме сегодняшнего раза, о котором я тебе рассказал, не помню больше ни одного, хотя, по логике вещей и состоянию моей спальни, можно предположить, что был еще как минимум один раз. И, кстати, а можно ли вообще считать разом то, что произошло со мной сегодня?

Дмитрий подумал, механически почесывая идеально выбритый подбородок.

– Сейчас я не могу ответить тебе на этот вопрос, – наконец сказал он. – У меня нет точной информации. Мне нужно кое с кем посоветоваться.

Борис улыбнулся.

– И заодно спроси у этого «кое-кого», что и как тебе можно рассказывать мне обо мне самом, – снова съязвил он.

– Я подозреваю, что он сам тебе всё расскажет – потом, чуть позже, уже без моего посредничества.

– Сколько тайн, однако! – присвистнул Коваленко и поднялся, чтобы сварить еще кофе.

Подполковник Парфёнов наблюдал за его манипуляциями, внимательно отслеживая телесные реакции. Видно было, что он беспокоится о том, как примет его друг и подчиненный эту непростую для него информацию. Борис подозревал, что он в любой момент мог бы связаться с загадочным «кое-кем», и в квартиру очень скоро позвонили бы двое (а то и больше) хороших, добрых парней, которые бы отвезли его туда, где ему оказали бы помощь – в том числе и психиатрическую, если понадобится. Санаторий ФСБ, куда, по полученной ранее информации, поместили Елену Царёву, держал на службе самый квалифицированный медицинский персонал, который можно было найти в этом регионе. Но сам Коваленко считал, что в дурку, пусть и очень закрытую и крутую, ему еще рано.