Читаем Зверский детектив. Хвостоеды полностью

Тот неподвижно стоял у следственной клетки в полицейском участке – в той же позе, в какой Барсукот его здесь оставил: с повисшей в воздухе лапой, тщетно тянущейся к хвосту. Другая лапа была прикована налапником к прутьям клетки. В центре клетки, разинув клюв и раскинув крылья, спал беспробудным сном Гриф Стервятник, а в углу, уютно свернувшись калачиком, – Волк.

Барсукот плеснул себе в кружку ещё мухито.

– Если аист Каралины упадёт, она разобьётся. – Он сделал большой глоток. – Может, лучше уж мне сорвать паутину и открыть «Аистиному клину» небо? Но тогда они разнесут кусь-вирус по всему миру… А Каралина-каракал заразится… Вот ты птица, Гриф. Скажи мне своё экспертное мнение птицы. Что лучше – упасть с высоты и разбиться или заразиться кусь-вирусом и впасть в беспробудную спячку? Не молчи! Зачем вы молчите? Почему вы меня покинули?! Почему я остался один на весь Дальний Лес? Почему я не заболел?..

Барсукот поставил кружку с мухито на пол, встал на четвереньки и вылакал половину. Поднял голову и мутно глянул на Волка:

– Зачем ты меня оставил?

Одиночка ничего не сказал.

– Отвечать! Именем закона Дальнего Леса! Это допрос!

Волк молчал. Волк вообще-то оказался честным, хорошим парнем. Он пришёл, как и обещал, как только геренучонок уснул. Перед сном Нук укусил его за кончик хвоста – Волк сказал, это было совсем не больно. Он пришёл добровольно, чтобы Барсукот его запер в следственной клетке. Он провёл в этой клетке три дня, и все три дня они болтали о том о сём. Барсукот привык, что есть с кем поговорить… Сегодня утром Волк Одиночка перестал разговаривать. Вместо этого он клацал зубами и выл, высоко и тоскливо: «Ку-у-у-усь!»

Он уснул два часа назад, и в полицейском участке стало ужасно тихо. Невыносимо, оглушительно тихо. Барсукот тогда, не выдержав тишины, вышел вон. Но тишина была и снаружи. Тишина замотала весь Дальний Лес в непроницаемый кокон. Тихо было на улице – никто не пел, не чирикал, не шуршал, не пищал, не скрёбся… Тихо было в баре «Сучок» и на Центральной Поляне, где спали ежи и лось Сохатый. Тихо было в лисьей норе, где спала беспробудным сном породистая кошка Маркиза и куда Барсукот зашёл за очередной бутылкой мухито. Десятилетний в погребе кончился, и Барсукот ещё вчера перешёл на обычный, молодой мухито этого года, но и обычного было мало. Запасы мухито не бесконечны. Ничто в этом мире не бесконечно. Он взял из Лисичкиного погреба последнюю бутылку мухито и вернулся в участок. Отвязал от спины свалявшийся хвост: теперь уже без разницы, соблюдает ли он зверские правила.

Он выпил по кружке мухито за каждого из спавших в участке – за Барсука, за Стервятника и за Волка, – чтобы им снились добрые сны. А потом вдруг подумал, что, если очень постараться, он, возможно, сможет их всё же разговорить. До сих пор никто ведь не пытался допрашивать впавших в спячку. Может быть, они слышат? Может быть, они подадут ему знак? Но никто ему не ответил и никто не подал знака: ни Барсук, ни Волк, ни Стервятник. Они упорно молчали.

– Милый барсучонок по лесу гулял… – пробормотал Барсукот, просто чтобы нарушить эту тишину. – Милый барсучонок хвостиком вилял… А за барсучонком крался Хвостоед… Кусь – и барсучонка больше в мире нет.

Но он есть. Почему он всё ещё есть? Почему он единственный не заболел? Когда Барсук Старший, впадая в спячку, сказал, что кусь-вирус не страшен Барсукоту, тот подумал, что это просто барсучий кусь-вирусный бред. Но Барсук оказался прав. «Оставайся собой, не изменяй своим привычкам, сынок, и ты не заболеешь». В чём зверская логика?!

Барсукот долакал мухито до дна и начал вылизываться, в сотый раз прокручивая в голове последние слова Барсука. «Всё дело в хвосте»… «Ищи бесхвостых»… Ну, лягухи бесхвосты, и что? Куда нас это ведёт?

– Куда нас это ведёт, а, Старший? – снова заговорил Барсукот. – Что ты имел в виду? Что кусь-вирус передаётся через ква-каунт? Чепуха. Здесь нет зверской логики. Здесь вообще нет логики!

«Я раскрыл это дело, – сказал ему тогда Барсук Старший. – Эпидемию можно остановить». Но где записи? Барсук всегда делал записи.

– Где записи, Старший? – Барсукот вскочил и принялся метаться из угла в угол. – Где твой знаменитый блокнот?! Я ведь всё обыскал! Я искал у тебя в норе, я искал его здесь, в участке! Куда ты его подевал? Ты сказал, что я должен спасти Дальний Лес! Что я должен распутать дело, развязать этот узел! – Барсукот подскочил к неподвижному Барсуку. – Неужели ты не мог напоследок подать мне знак? Указать, где мне искать этот твой, сыч его побери, блокнот! Просто лапой мог указать!.. Лапой… Стоп.

Барсукот заглянул Барсуку за спину – туда, куда указывала застывшая барсучья лапа. Она указывала на хвост. На подвязанный к спине хвост.

– Развяжи этот узел… – Барсукот захихикал. – Ты сказал мне: «Развяжи этот узел»…

Он надел лапчатки и развязал узел на хвосте Барсука. Хвост безвольно свесился вниз, и вместе с хвостом высвободился и шмякнулся на пол берестяной барсучий блокнот.

Глава 33, в которой Барсукот читает рабочий блокнот Барсука

Перейти на страницу:

Похожие книги

Белеет парус одинокий. Тетралогия
Белеет парус одинокий. Тетралогия

Валентин Петрович Катаев — один из классиков русской литературы ХХ века. Прозаик, драматург, военный корреспондент, первый главный редактор журнала «Юность», он оставил значительный след в отечественной культуре. Самое знаменитое произведение Катаева, входившее в школьную программу, — повесть «Белеет парус одинокий» (1936) — рассказывает о взрослении одесских мальчиков Пети и Гаврика, которым довелось встретиться с матросом с революционного броненосца «Потемкин» и самим поучаствовать в революции 1905 года. Повесть во многом автобиографична: это ощущается, например, в необыкновенно живых картинах родной Катаеву Одессы. Продолжением знаменитой повести стали еще три произведения, объединенные в тетралогию «Волны Черного моря»: Петя и Гаврик вновь встречаются — сначала во время Гражданской войны, а потом во время Великой Отечественной, когда они становятся подпольщиками в оккупированной Одессе.

Валентин Петрович Катаев

Приключения для детей и подростков / Прочее / Классическая литература