Звук и ярость

– Если только они не собрались заночевать там, – говорю я. Ласточки начали кружить, и я слышал, как воробьи собираются на деревьях во дворе суда. То и дело они стайками взлетали над крышей и сразу скрывались из вида. На мой взгляд, мороки от них не меньше, чем от голубей. Из-за них во дворе суда нельзя даже посидеть спокойно. Не успеешь оглянуться, как блям! Прямо тебе на шляпу. Но стреляют по ним пусть миллионеры, пять-то центов за выстрел. Взяли бы да насыпали на площади отравы, так в один день от них избавились бы, потому что если торговец не может справиться со своим товаром и он у него по площади бегает, то пусть торгует не курами, а чем-нибудь, что не ест, – плугами там или луком. А если человек собаку удержать не может, так либо она ему не нужна, либо такому и заводить собак нечего. Я так говорю: если все дела в городе вести по-деревенски, так и выйдет не город, а черт-те что.

– Даже если они и кончили, нам от этого проку не будет, – говорю я. – Пока запрягут да выедут, им все равно раньше полуночи домой не добраться.

– Ну что же, – говорит он. – Зато повеселились. Почему бы им и не поразвлечься время от времени? Фермеры на холмах трудятся с утра до ночи и получают с этого самую малость.

– А кто ж их заставляет заводить фермы на холмах, – говорю я. – Да и в других местах тоже.

– А что было бы с тобой и со мной, если бы не фермеры? – говорит он.

– Я бы сейчас был дома, – говорю я. – Лежал бы со льдом на голове.

– Что-то часто у тебя голова болит, – говорит он. – Почему бы тебе не заняться зубами всерьез? Он утром их все проверил?

– Кто он? – говорю я.

– Ты же говорил, что утром ходил к зубному врачу.

– Вас что, не устраивает, что у меня голова болит в рабочее время? – говорю я. – Так, что ли?

Они заполнили весь проулок, возвращаясь из цирка.

– Вон они идут, – говорит он. – Вернусь-ка я в магазин.

Он ушел. Странная вещь: что бы с тобой ни было, мужчина всегда даст тебе совет проверить зубы, а женщина – жениться. И давать тебе советы, как вести дела, обязательно будет человек, который сам ни в чем никакого толку не добился. Вроде того, как всякие там университетские профессора, у которых за душой и пары крепких носков не найдется, дают тебе советы, каким способом заработать миллион за десять лет, а женщина, не сумевшая даже мужа подцепить, всегда готова дать совет по части семейной жизни.

Старик Джоб подъехал с фургоном. И пяти минут не прошло, как он кончил заматывать вожжи вокруг скобы для кнута.

– Ну, – говорю я, – хорошее было представление?

– Я еще не видел, – говорит он. – А вот вечером пусть меня полиция в шатре ищет.

– Не видел, как бы не так, – говорю я. – Тебя же с трех часов тут не было. Мистер Эрл только что сюда приходил, спрашивал тебя.

– Я делал свое дело, – говорит он. – Мистер Эрл знает, где я был.

– Надувай его, если хочешь, – говорю я. – Я про тебя не расскажу.

– А кого же другого мне и надувать, как не его, – говорит он. – Чего мне зря время тратить, чтобы надувать человека, коли мне все едино, увижу я его вечером в субботу или нет? Вас надувать я и пробовать не стану, – говорит он. – Вы для меня больно ловки. Да уж, – говорит он и с деловым таким видом кладет в фургон не то пять, не то шесть малюсеньких сверточков. – Вы для меня больно ловки. Другого такого ловкача в городе не сыщешь. Вот вы-то запросто надуваете человека, который уж до того ловок, что сам за собой не угонится, – говорит он, забираясь на козлы и разматывая вожжи.

– Кого же это? – говорю я.

– А мистера Джейсона Компсона, – говорит он. – Но-о, Дэн, пошел.

Одно колесо держалось на честном слове. Я смотрел ему вслед, проверяя, успеет он выехать из проулка или оно раньше соскочит. Черномазый, он на чем хочешь поедет, только дай ему. Я говорю, на эту колымагу смотреть противно, а все-таки ты держишь ее в каретнике уже сто лет, чтобы он мог раз в неделю прокатиться на кладбище. Я говорю, не он первый, кому приходится делать то, чего он не хочет. У меня бы он в машине ездил как миленький или сидел бы дома. Да что он, понимает, что ли, куда едет, на чем едет, а мы держим коляску и лошадь, чтобы он мог кататься по воскресеньям.

Ведь Джобу плевать, соскочит колесо или нет, только бы ему недалеко было возвращаться пешком. Я так говорю: единственное место для них – это поле, где б они работали с зари до заката. Ведь им ничего нет хуже зажиточности или легкой работы. Дайте-ка кому-нибудь из них потереться возле белых, и он уже гроша ломаного не стоит. До того навостряется, что бездельничает прямо у вас на глазах, вот как Роскус, а он всего только одну промашку и сделал: в один прекрасный день недоглядел да и помер. Увиливают, крадут, дерзят вам все больше и больше, пока в конце концов не пристукнешь их бруском или еще чем-нибудь. Ну, это уж пусть Эрл беспокоится. Только я бы никогда не позволил, чтобы мой магазин рекламировал по всему городу старикашка негр с фургоном, который вот-вот развалится на первом же углу.