100 великих криминальных драм XIX века

Но дело происходило в последние годы XIX века, а не XVI, XVII или XVIII. Общественность была уже другой. За дело взялись вятские журналисты А.Н. Баранов и О.М. Жирнов. Они разоблачали предвзятость суда, непрофессиональное следствие, необъективный подбор присяжных. К журналистам примкнул и Короленко, человек энергичный и неравнодушный. Он воспользовался тем, что раздосадованный адвокат Дрягин подготовил кассационную жалобу в Сенат. Не обошлось и без влияния обер-прокурора А.Ф. Кони, который настоял на повторном рассмотрении дела. Второй судебный процесс проходил осенью 1895 года в Елабуге, но до торжества справедливости было еще далеко. Короленко писал: «И опять против них выступили два полицейских пристава, три урядника, старшина, несколько старост и сотских, вообще тридцать семь свидетелей, в числе которых не было опять ни одного, вызванного по специальному требованию защиты. Словом, суд в Елабуге лишь в несколько смягченном виде повторил суд в Малмыже, причем вниманию двенадцати присяжных был предложен все тот же односторонне обвинительный материал, все те же слухи, неизвестно откуда исходящие, все те же вотяки, невежественные и беззащитные. Виноваты ли присяжные, что на основании одностороннего материала вынесли приговор, который опять не может быть признан».

Приговор оставили неизменным. И Дрягин снова подал кассационную жалобу, а Короленко пригласил одного из лучших адвокатов – Н.П. Карабчевского.

Третий процесс проходил в мае 1896 года в Казани. Карабчевский сразу пошел в наступление. Он не оставил без внимания ни одного злоупотребления, ни одной оплошности. Одни эксперты несли откровенную чушь, другие, чтобы не позориться, отказывались от прежних показаний. Карабчевский разбил все доводы обвинения. «Большое горе и несчастье – преступление, но преступные или безнравственные приемы раскрытия его – еще большее горе и несчастье. Это – аксиома, которой проникнут весь гуманный дух наших судебных уставов. Это идеал, это твердые пожелания законодателя – они и вылились в законе», – сказал Карабчевский.

Речь адвоката произвела впечатление не только на присяжных, но и на крестьян, посланных следить за процессом. Даже тот мельник из местных, которому наказали следить за обвинением басурманов, в результате оказался счастлив, что не легло ему на сердце греха несправедливого обвинения. «Теперь сердце у меня легкое», – сказал он людям, защищавшим вотяков.

Выступление В.Г. Короленко в качестве защитника и заключение А.Ф. Кони, данное в ответ на жалобу защиты, также сыграли важную роль в оправдании обвиняемых.

Присяжные совещались недолго и вынесли оправдательный приговор.

Так кто же убил?

После суда Короленко на собственные средства провел расследование убийства К. Матюнина. По его данным, убийцы были из деревни Анык, а их целью стало осуждение вотяков и вселение на их землю. Они знали, что оговаривают и травят невиновных. Вот вам личный интерес, не нуждающийся в аргументах: «Ты виноват уж в том, что хочется мне кушать!»

Замысел убийства принадлежал аныкскому богатею. Он подговорил двоих односельчан на преступление. Когда стало ясно, что вотяков оправдают, преступники скрылись.

Профессор судебной медицины Ф.А. Патенко также установил, что жертвоприношение инсценировали два крестьянина из Аныка. Много позже, в 1932 году, были опубликованы их имена – Тимофей Васюкин и Яков Конешин. Васюкин перед смертью на исповеди сознался в преступлении священнику Петру Тукмачеву. Он сказал, что хотел «поделить землю аныкцам». Именно он подбросил волосы в шалаш Моисея Дмитриева, а Конешин навел пристава на этот шалаш. Также выяснилось, что 5 мая Марфа видела труп с головой, но ей велели отвечать приставу, что и в первый раз головы не было. Саму голову нашли, когда пересохло болото и крестьяне отправились в лес за мхом. Голову похоронили и не стали возбуждать нового дела.

Французская гувернантка