Вызванный Левитский красочно рассказывал о романе Александры Егоровны с полицейским, а потом заявил, что Николай даже бил жену из-за ее измен, и сослался на своего шурина Антонина. Тот сказал, что ничего об этом не знает, что он вообще «не допускает рукоприкладства брата в отношении супруги» и «никогда не слыхал от брата жалоб на неверность жены», а про полицейского Панфилова он знает только, что тот пьяница и разгильдяй.
Антонин давал показания настолько продуманно и хладнокровно, что это привлекло всеобщее внимание. Вторым удачным свидетелем смотрелся доктор Португалов, которого воспринимали теперь как борца за правду.
А дальше свидетели обвинения кончились, и стало понятно, что защита возьмет верх. 19 февраля должна была выступить защита.
Речь Плевако была великолепна. Адвокат легко парировал все доводы обвинения, а все показания превратил в сплетни, не касающиеся его подзащитной. 20 февраля 1890 года присяжные вынесли оправдательный вердикт, что ни для кого не стало неожиданностью.
И здесь остается только выйти какому-нибудь любопытному мальчику и спросить: «Так кто же убил?» Потому что убийство все-таки имело место, а виновного не предъявили.
Новый, 1890 год и новое следствие
Дело, казавшееся совершенно заурядным, и не думало прекращаться. Прокурор Таганрогского окружного суда потребовал очередного пересмотра. Обвиняемых не освободили, и оправдательный приговор был отменен. Теперь дело должно было рассматриваться в Харьковском окружном суде.
Было решено провести новую экспертизу – на этот раз с другим экспертом, не Роллером. Химический анализ проводил профессор Лагермарк.
На этот раз купцы Дубровины пригласили для защиты присяжного поверенного Н.И. Холева.
Лагермарк подтвердил наличие мышьяка в сердце и легких. Обвинение ограничилось зачитыванием уже полученных показаний свидетелей, что не дало возможности защите задавать вопросы.
Присяжным нужно было ответить на вопросы: доказан ли факт преступления, доказано ли совершение этого преступления подсудимыми?
Защитник Холев оказался смелее Плевако и повел решительное наступление. Он сразу же поставил под сомнение заключение профессора Лагермарка, назвав его специалистом в другой области. Португалову адвокат заявил, что он недостаточно разбирается в симптомах венерических заболеваний. Поскольку юный Резников отрицал, что он лечился у Португалова, возник вопрос, где документы и рецепты, выписанные доктором. И Португалов вынужден был признать, что лечил пациентов анонимно, а рецепты выписывал на другое имя.
Наконец, Холев подверг сомнению природу мышьяка в организме. А может, это была сурьма или ртуть?
Многое из того, что предъявлял Холев, казалось абсурдным, притянутым, недоказуемым. Но не стоит забывать о букве закона: если хоть на один процент возникает сомнение, решение принимать нельзя. А ведь в деле имелся один несокрушимый аргумент: Александре Максименко невыгодно было убивать мужа, потому что после его смерти она оставалась ни с чем. Куда практичнее было бы подумать о завещании. И наконец, она что, совсем дурочка? Зачем было сразу после смерти мужа обвинять своего же семейного доктора Португалова в вымогательстве? Ведь именно после этого началось расследование. Она проявила бы осторожность, попыталась бы договориться, подкупить. И конечно, она бы не стала жить с Аристархом и целоваться с ним.
Нет, поведение Александры Егоровны совсем не вязалось с умышленным преступлением. Получается, ее кто-то подставил. Но кто и как? Кто все время стоял за кулисами этой драмы, невидимый и хладнокровный?
Подозреваемые названы
Нечасто адвокаты берутся расследовать дело прямо в зале суда. Чаще они предпочитают цепляться за мелкие детали, подтачивая обвинение. Но Холев явно вел свою партию к разоблачению. Это был поистине его бенефис: