100 великих криминальных драм XIX века

Но тут произошло то, что было исторически предопределено. Дело в том, что за год до описываемых событий полицию Сюртэ покинул выдающийся криминалист Эжен Видок. После своей отставки он создаст частное сыскное агентство. Но в качестве главы полиции этот бывший заключенный ввел в обиход множество интересных приемов: в частности – так называемых «баранов». В камеру подсаживался такой «баран», а на деле – секретный сотрудник, и пытался разговорить заключенного. Так проговорился Авриль: он рассказал вызывавшему доверие сокамернику про убийство Шардона и его матери. Разразился скандал, и теперь уже Ласенера искали как убийцу двух человек. Он был арестован и разоблачен.

Один из эпизодов уголовных деяний Ласнера и Авриля. Гравюра 1858 г.

Суд этот несостоявшийся драматург воспринимал как собственный бенефис. Он улыбался и позировал, мечтая войти в историю. От защитника демонстративно отказался. Но ему дали государственного адвоката. Речь Ласенера длилась час и напоминала гневное обвинение или сценический монолог. Апелляцию он подавать не стал, но прислал своему приятелю, редактору журнала, свои мемуары. Ласенер охотно встречался с репортерами, давал интервью и раздавал автографы. Появление френологов он встретил с восторгом: наконец-то ученых заинтересовала его красивая голова с высоким лбом. Теперь все поймут, что имели дело с гениальной натурой.

Дорога к славе лежит через эшафот

Конец 1835 года Ласенер посвятил стихам, которые по своему пафосу напоминают «Балладу повешенных» Франсуа Вийона. Гений Предвозрождения Вийон тоже подарком не был: пьянствовал, дрался, кого-то зарезал, сидел в тюрьме неоднократно и там же, по слухам, был убит. Но творчество Вийона признавали новаторским, отличающимся от всего ранее написанного. А Ласенер всего лишь рифмовал свою тюремную тоску, приправленную самолюбованием. Вот фрагмент его стихотворения «Грезы висельника» (перевод Б. Дубина):

…Так я владею миром целым,Любую жизнь с любым деля,И что перед моим уделомВласть и держава короля!

Здесь я в своем уединеньеБез мысли о грядущем днеДелю миражное виденьеС воспоминаньем наравне.Мечты весны первоначальной,

Явитесь мне хотя б на миг,Чтоб скрасить мой закат прощальный:Кто обречен – уже старик.

Преступника Ласенера ждала гильотина, и 9 января 1836 года в Париже он закончил свой земной путь, ничем полезным и ценным не отмеченный. Но путь его славы на этом не закончился. Очевидно, произошло то, о чем он и мечтал. История вечно создает Геростратов.

Судебный процесс Ласенера очень заинтриговал Ф.М. Достоевского, интересовавшегося мотивами преступных деяний. Русский писатель публикует очерк «Процесс Ласенера» в своем журнале «Время» (1861, № 2) и открывает им серию публикаций, посвященную знаменитым западноевропейским уголовным процессам XIX века. Нетрудно разглядеть черты этого самодовольного сверхчеловека в Раскольникове («Преступление и наказание»). И в романе «Идиот» Ласенер упоминается.

Конечно, Достоевский испытывал по отношению к этому преступнику лишь брезгливость, видел в нем не «жертву общества» и «революционного борца за справедливость», как бы тому хотелось, а человека, «для которого убить было то же, что «выпить стакан вина

». Достоевский дает ему краткую и убийственную характеристику: «Низкие инстинкты и малодушие перед нуждой сделали его преступником, а он осмеливается выставлять себя жертвой своего века. И все это при безграничном тщеславии. Это тип тщеславия, доведенного до последней степени».

Но в литературу этот заурядный, спесивый злодей все же вошел, хоть и не под своим именем. Достоевский оказался не одинок.

Оноре де Бальзак упоминает в романе «Провинциальная муза» популярную «Песенку Ласенера».

Стендаль изобразил Ласенера в образе Вальбера, героя романа «Ламьель», который даже разговаривает как его прототип: «Я воюю с обществом, которое воюет со мной. Я слишком хорошо воспитан, чтобы работать собственными руками и зарабатывать три франка за десять часов работы».

Виктор Гюго упоминал Ласенера в романе «Отверженные» и в стихах.

Шарль Бодлер называл его «героем современности».

Теофиль Готье в сборнике «Эмали и камеи» одно из стихотворений посвятил мумифицированным рукам Ласенера: