100 великих криминальных драм XIX века

Полицейские формулировали их действия как «убийство из суеверных побуждений». Но взаимоотношения полицейских с деревенскими здесь напоминают еще одно литературное произведение из русской классики – рассказ А.П. Чехова «Злоумышленник».

«– …Ну а для чего ты отвинчивал гайку?

– Чаво?

– Ты это свое «чаво» брось, а отвечай на вопрос! Для чего ты отвинчивал гайку?

– Коли б не нужна была, не отвинчивал бы, – хрипит Денис, косясь на потолок.

– Для чего же тебе понадобилась эта гайка?

– Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем…

– Кто это – мы?

– Мы, народ… Климовские мужики то есть».

Напоминает разговор слепого с глухим. Разговаривают люди из разных миров, не способные понять друг друга.

Обстоятельства

Человек семь местных активистов, то есть наиболее здоровых и хозяйственных мужиков, собрались и решили изгнать дух смертельной болезни с помощью ритуала. Для всеобщего спасения, как говорили древние поверья, нужно живого человека закопать в землю рядом с умершими – чтобы обмануть холеру.

Кого закапывать, было неясно. Но случай подвернулся довольно быстро.

Следствие путем допросов установило, что 1 августа 1855 года около полудня местные крестьяне Андрей Лукьянович и Фадей Гомза отправились на деревенское кладбище хоронить своих детей. Настроение было похоронное, тяжелое. Ехали молча, друг на друга не смотрели. По дороге к ним присоединились соседи – полицейский сотник Антон Дубко, 37-летний фельдшер Андрей Козакевич, братья Чечот – Лаврен и Иван, – Маргарита, жена Ивана, и с ними – Николай Алексеевич и Базиль Савосей. Они сочувствовали односельчанам и хотели помочь при проведении обряда похорон. Теперь их было девять человек, и все они двигались в сторону местной церкви, при которой находилось кладбище.

А навстречу им, на свою беду, шла жительница деревни Цирин – сильно ослабевшая 70-летняя Луция Манько. Старушка боялась, что ее недуг – начало холеры, и только что исповедовалась в церкви. Луция то и дело присаживалась на обочине дороги, и тут ее увидела процессия крестьян.

Сотник Дубко и фельдшер Козакевич переглянулись, и вероломная мысль пришла им в голову первым. Так что здесь уже можно говорить об умысле, а Достоевский снова оказывается прав: в конце концов, не простакам Лукьяновичу и Гомзе, помешавшимся от горя, пришла в голову мысль об убийстве, а тем, кого можно считать наиболее образованными и ответственными из группы односельчан, – сотнику и фельдшеру. И в такой ситуации можно уже говорить о составе преступления и преступном умысле.

«Жертвоприношение»

Сотник вежливо обратился к Манько:

– Луция Мартиновна, паедзем з нами. Бачыш, дзетак вязем на могилки? Памолишся за супакой их душы.

Ей было не до того, она плохо себя чувствовала. Но это было уже неважно: ее никто не слушал, посадили на телегу и повезли. Луция пыталась сбежать, но силы были неравны. Фельдшер успокаивал:

– Ты чаго?! Мы ж довга цябе не затрымаем, з пахавання дадому адвязем.

Это была ложь. Луцию Манько никто ни о чем не спрашивал, ей просто солгали, чтобы избежать проблем. Она попыталась бежать в третий раз, уже на кладбище. В яму опускали гробики с детьми, но яма почему-то была больше, чем надо. Несчастная ползла в сторону своей деревни, она отчаянно боролась за жизнь, догадавшись о намерениях захвативших ее крестьян.

И тут на первый план выходит тот, кого позднее признали главным виновником. Фельдшер (О, клятва Гиппократа! Где же ты?) поднял Луцию на руки и бросил в яму. При этом старушка вцепилась в него и утянула с собой. Козакевич попытался выбраться, но не смог. Кто-то из крестьян предложил:

– Засыплем і цырульніка!

Козакевич дико закричал и выскочил из ямы как ошпаренный. Правда, на допросе Дубко утверждал, что именно он протянул руку фельдшеру и вытащил его. Манько попыталась вылезти вслед за фельдшером и оторвала кусок ткани от его одежды.

Яму начали засыпать землей. В этом принимали участие фельдшер, сотник, братья Чечот и Базиль Савосей. Маргарита шепотом молилась и держала зажженную свечу. Луция кричала и пыталась выбрасывать землю. Но вскоре ее уже не было слышно.

При этом потерявшие детей отцы семейств, с которых все началось, не принимали участия в злодеянии и вообще с ужасом смотрели на происходящее. Лукьянович и Гомза наконец догадались, что помощь в похоронах была только предлогом.

– Вот беда-то! – прошептал Гомза. Они видели, как двигался холм, издавая стоны. Но все уехали, уехали и они.

Следствие