125 rus

две легенды о трагической гибели молодой дочери графа. Первая гласит о том, что

она утопилась из-за неразделенной любви, и безутешный отец посадил в своих

владениях «Аллею любви», чтобы почтить память покойной дочери. Вторая легенда

повествует о тяжелых условиях для преодоления небольших расстояний. В те

времена приходилось пересекать море на лодке, чтобы добраться от Де-Фриза до

Сад-Города. Однажды лодка перевернулась, и все ее пассажиры, в числе которых была

дочь графа, утонули. В наши дни на полуострове в районе кладбища находится Мыс

Утонувших, что может указывать на то, что легенда под номером два вполне

может оказаться реальной историей.

(источников было много, скомпоновал их сам)

Умеет ли кто сохранять твердость духа и ясность разума, когда все происходящее

вокруг неожиданно сплетается в паутину мистических совпадений и закономерностей?

Чем руководствоваться, анализируя подобную ситуацию – рациональным началом или

чувствительным?

Я попытаюсь рассказать по порядку то, что случилось со мной за недолгое время

пребывания в Приморье. Иногда я буду сбиваться, пускаться в крайности или во все

тяжкие, отступать от сути дела и сыпать ненужными деталями.

Я живу в центральной гостинице, из окна день за днем вижу бескрайний Амурский

Залив. Я обрел душевное равновесие, или, по крайней мере, надеюсь его обрести, ведь

психологи, да и молва людская, то и дело повторяют, что, лишь окружив себя оттенками

синего цвета, станешь спокойным и мудрым. В моем номере наличествуют: двуспальная

кровать, телевизор с множеством кабельных азиатских каналов, стол, за которым я пишу

это и не только это, холодильник и пепельница. Разумеется, еще есть ванная и туалет в

одной комнате. В платяном шкафу на верхней полке свернуто толстое и теплое одеяло,

так что я вполне могу прямо тут и перезимовать. Если останутся деньги, конечно же. Если

не останется – сниму квартиру на Маяке. Это мой любимый район во Владивостоке.

Маяк или Эгершельд: там заканчиваются автобусные маршруты, там же куча

стальными нитями впившихся в землю рельсов держат на себе пустые составы, которым

больше некуда ехать, разве только в волны морские всей тяжестью вагонов на дно… На

Маяке заканчивается Владивосток, Россия, весь материк… Дальше отступать уже некуда.

В аэропорту я перепутал свой чемодан с чужим, довез его до отеля, и только тогда

открыл. Счел слишком обременительным возвращаться и отдавать чемодан владельцу

(точнее, владелице). А потом еще, сволочь эдакая, покопался в содержимом чужого

багажа. Я нашел диктофон, на котором записаны сеансы Ани (очевидно, нынешней

хозяйки моего чемодана) у психолога. Она говорит то сбивчиво, то протянуто, иногда это

интересно слушать. Например, мне очень нравится этот отрывок:

«Владивосток раскинул свои щупальца во все стороны, кроме северной. На севере

тигровой лапой его давит тайга. Владения Морского Чудовища заканчиваются.

Владивосток боится кедров и диких кабанов. Он вычерчивается цифровыми

фотографиями бутиков на Светланской, пробок, транспортных развязок, и изредка –

своим милитаризмом: бравыми морячками, зеленой подводной лодкой, фортами… Я хочу

его мысленно покинуть, хоть ненадолго, но он не дает. Я доезжаю до Маяка, до самого

края, как южная щупальца Владивостока хватает меня и тащит обратно. Гигантский

Осьминог с глазами-прожекторами, светящийся в темноте не фосфором, но