125 rus

Сегодня ночью убили Миру.

Или не Миру. Согласитесь, когда кого-то убивают за стенкой от вашего гостиничного

номера, вы волей-неволей вспоминаете события последних криминальных хроник по

телевидению или недавно прочитанный детектив. А я за последние дни столько

наслушался о том, что, равно как Карфаген должен быть разрушен, Мира должна быть

убита, что меня даже не особо впечатлили снующие туда-сюда по коридорам врачи, люди

в форме и перепуганные китайцы, высунувшие на шум головы из своих комнат.

Говоря откровенно, я даже ждал чего-то подобного. Я проснулся среди ночи,

разнервничался и курил в форточку, как и обещал в своей эпистоле Марине. Мне

приснился сон за пять минут до этого. Во сне я и Марина сидим на кровати в этом же

номере, все окна открыты настежь, смотрим на Амурский залив, оттуда веет холодом и

потусторонним злом. Аня бы сказала по этому поводу: «Морские чудовища Владивостока

оживают по ночам». Большой пассажирский автобус стоит на волнах – как же он там

оказался? – и прямо на наших глазах начинает уходить под воду. Автобус желтого цвета,

внутри пустой. Даже водителя нет, никто не паникует и не выдавливает стекла в надежде

выбраться за борт тонущего автобуса. Он слегка качается, кренится из стороны в сторону,

и вот уже не видно колес, фар, он идет и идет вниз. Марина дергает меня за руку, кричит:

«Ну ты же видишь, что он тонет! Сделай же что-нибудь!»

На этом сон прерывается, я встаю с кровати и иду закрывать окно. Оставляю

небольшую щель, чтобы дым не оставался в комнате. Упираюсь руками в подоконник и

изо всех сил напрягаю зрение, буравлю глазами дырки в ночном чернильном море за

окном. Однажды моя бабушка рассказывала мне о том, как она так же среди ночи встала,

подошла к окошку и просто смотрела в темное небо. «Самое удивительное, что со мной

никогда прежде ничего похожего не происходило, - добавила она, - конечно, бывают

люди, которые так делают… Но я обычно иду на кухню попить чаю, успокоиться… Я не

подхожу к окну в три часа утра». Оказалось, что той ночью, когда бабушка смотрела

ночью из окна, произошло землетрясение. Совсем мало баллов было, несильные толчки,

но все дверцы шкафов открылись и посуда из сервантов попадала на пол. То

землетрясение не было страшным и разрушительным, говорила бабушка. Но она его

предчувствовала на каком-то подсознательном уровне.

То же примерно случилось и со мной. С моря прямо-таки веяло чем-то инфернальным.

Я курил и курил. Ждал маленького землетрясения. «This little earthquake doesn’t take much

to rip us into pieces»12

12 Строчка из песни Тори Эймос «Little earthquake».

…Я таращился в темноту, в морские чернила, ждал желтого автобуса. Еще чего-то

ждал. Марининого «Сделай же что-нибудь!». Я хотел, чтобы она нарушила тишину. Её

здесь не было. Это был сон.

Время остановилось. На моих часах нет секундной стрелки, поэтому я не мог в этом

убедиться. Отсчитывал секунды сам. Осталось семнадцать, я отсчитал сто восемьдесят. В

конце концов, я услышал этот чертов хлопок. Он нарушил тишину.

Я смог выдохнуть, потусторонние силы зла отступили, море закишело волнами,

включился холодильник. Через стену от меня убили Миру. Или еще кого-то. Тогда я этого

еще не знал. Не требуйте от меня описания оглушительной перестрелки. Мне вообще

показалось, что в соседнем номере упала тяжелая книга. «Стены из картона», - такой была

моя первая мысль. Я затушил четвертый подряд окурок и лег спать.

По всем канонам жанра с утра меня разбудил оглушительный крик горничной. Спустя

полчаса по коридору затопало несколько десятков ног. Представители закона заглянули и

ко мне на огонек, дабы выспросить, не довелось ли мне ночью увидеть что-то

подозрительное. О да, товарищ старший лейтенант, как насчет застывшего на несколько

минут океана?! Это я и попытался донести собеседнику, выписывая шикарные кренделя

своими пальцами и беззвучно раскрывая рот, словно рыба, хватающая пузырьки воздуха.

«А, он глухонемой», - махнул на меня рукой человек в погонах. Глухонемой в моем

случае приносило гораздо больше выгоды, чем просто немой. Можно косить под дурачка,

в данной ситуации это должно сработать. Я приклеился к дверному глазку на добрые

полчаса.

Китайцы испуганно галдели на своем языке. Прокуратура и милиция обшаривали

злосчастный 912 номер на предмет улик и всяких других интересностей. Наконец, врачи

повезли прочь с постоялого двора носилки, на которых лежал хладный труп, еще вчера

бывший моим соседом или соседкой. Нацепив на лицо выражение юродивости, достойное

Юшки (привет, Платонов!), я выглянул в коридор.

За долю секунды я нашел два доказательства своей притянутой за уши теории. Во-

первых, из-под целлофановой пленки, в которую медики завернули тело, свесилась вниз и