125 rus

перезимовывает). Его размеры во взрослом состоянии тоже внушительны: 2-2,5 м в

высоту и около 3 м в диаметре. Это сравнительно засухоустойчивый и

светолюбивый вид; при недостатке освещения рододендрон даурский цветёт менее

пышно. Его сильноветвистую крону украшают крупные воронковидные цветки

сиренево-розово-фиолетовых оттенков.

Рододендроны приносят людям радость и призывают их к добру, ибо растения эти -

Божественны. Давным-давно, когда Бог уходил из прегрешившего Эдема на Небо,

сначала Он хотел забрать у людей всю красоту Земли. Но Его Любовь к людям и

Надежда перебороли справедливый гнев: Бог оставил людям божественные растения

- рододендроны. Но растут они не повсюду, а лишь в труднодоступных местах -

высоких горах и ущельях, на приморских утёсах и осыпях, у ледников и водопадов.»

(источник: Н.Я. Репницкий, статья «Рододендроны Приморья»)

Еду в автобусе, который должен доставить меня во Владивосток, но на котором также

непонятно почему висит табличка «Вторая речка». Всё здесь носит двойные названия, что

аэропорты, что пункты назначения. Судя по карте, дорога идет вдоль моря (настоящее

Японское море!), но я не могу увидеть его, и из окон видны только извечные сопки. То и

дело на сопках проблескивают яркие фиолетовые пятнышки. Это багульник. Так здесь

неправильно называют особые разновидности рододендрона. В принципе, я вижу в этом

смысл – куда более звучно произносится и слышится «багульник», нежели

«рододендрон».

За два сиденья впереди меня старушка везет с собой несколько веточек, усыпанных

темно-лиловыми цветочками. На склонах растет это растение, и, я слышал, его часто

встретишь на кладбищах (оттого ли, что кладбища тут тоже на склонах, да и всё вообще

расположено на склонах?..). Пурпурная лента змеей извивается вниз по склону, вниз, туда,

где темно, где вечер уже собрался наступать, и где туман клубится своей бутафорской

мистикой. Проехали указатель на Сад-Город – тоже забавно. Город, где сады багульника?

Я почти засыпаю. Город с фиолетовыми садами (Purple Haze, как у Джимми Хендрикса)

фиолетовых цветов.

Я прислонился виском к стеклу, и кажется, словно чужие воспоминания можно

услышать через предметы: гул электрички, колонку с водой на Седанке (еще одно

китайское название), ржавые лодки и кленовые листья… Я никогда этого не видел, но,

вполне возможно, кто-то до меня прислонялся к этому автобусному окну. Тем более,

рядом полно кленов, параллельно дороге вдоль моря идут железнодорожные пути, а

Седанка – вот она, Седанка, вполне себе настоящий поселок.

Воздух с каждой пройденной минутой становится свежее по-ночному, а с каждым

проеханным километром – свежее по-морскому. Терпеть не могу сумерки, всегда

ухудшается зрение, неудобно писать. Но каждому – своё. Пусть для меня вечернее солнце

тяжелее свинца, а на нежные цветы багульника оно ложится золотой пыльцой, теплым

«спокойной ночи, я буду снова греть вас завтра». И они царственно засыпают, не смотря

вниз, туда, где страшно и темно, и где туман окутывает корни и подножья.

Хочется, как же отчаянно хочется написать что-то стоящее, а вместо этого я, закинув

одну ногу на другую, вертя ручку, сосредоточенно склонился над пустым своим

многобуквием. «Многобуквием» рифмуется с «реквием». Сразу вспомнил Ахматову. Ну и

Гумилева, соответственно. Что за вздор. Бессмыслица, бессмыслица, бессмыслица.

Марина, в длинном черном платье, с короткой прической а-ля Анна Андреевна,

затягивается сигаретой без фильтра, а я вкрадчивым голосом декламирую:

«Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далёко-далёко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.»4

Послушай, далёко-далёко, на берегу Тихого океана... Заметил одну интересную деталь:

чем ближе к Владивостоку, тем гористее ландшафт и ярче краски леса. На автобусных