Она побежала обратно на кухню, где быстро порылась в буфете, шкафчиках и холодильнике – не завалялось ли чего. Бабушка была права: съестного почти не осталось. Таня взяла немного хлеба, сыра и пригоршню виноградин. Закрывая дверцу холодильника, она услышала, как кто-то жадно пьет, и краем глаза заметила движение: фея очага метнулась за сапог Уорика. Подойдя ближе, Таня увидела на каменном полу маленькую миску с молоком. В ней плавали спутанные клочки рыжего меха и порядком пожеванный паук. Молоко все еще слегка колыхалась, и несколько предательских капель, попавших на сапоги Уорика, указывали на виновницу.
Исполненная жалости к любому существу, которое ради глотка молока рисковало навлечь на себя злобу Вулкана – даже Оберон держался подальше, – Таня взяла чистое блюдце, налила свежего молока, поставила около ведра с углем, любимого места феи очага, а затем поспешно выскользнула обратно в сад.
Набросившийся на еду Брансвик выглядел так, что она не знала, плакать или смеяться. Он сгреб в рот все до последней крошки, откинулся назад и удовлетворенно рыгнул. Определенно, более основательной пищи ему не перепадало уже несколько дней. Таня терпеливо ждала, размышляя, ответит ли он на ее вопросы.
Гоблин посмотрел на нее.
– Брансвик, скажи, я могу спросить, что страшного в этом лесу может быть? – Она указала в сторону деревьев.
Брансвик переминался с ноги на ногу.
– Мне жаль, но я волен лишь предупредить: беречь себя надо и в лес не ходить. – Он спрыгнул с камня и направился к кустам.
– Куда ты идешь? Ведь нечестно же это! – окликнула Таня. – Не можешь оставить меня без ответа.
Брансвик повернулся к ней, глаза его были полны слез.
– Кто гоблину, как ты, поможет? Но больше он сказать не может. – И с этими словами ринулся в кусты.
– Пожалуйста, мне помоги! – Таня побежала за ним по крапиве. – Останься, Брансвик, не беги!
Гоблин исчез. Таня вздрогнула – на лодыжках, ужаленных крапивой, вздулись болезненные красные волдыри. Мрачно глядя на альпийскую горку, она наклонилась, чтобы подобрать сломанный зуб, валявшийся среди хлебных крошек и явно принадлежавший Брансвику. Сунув зуб в карман, она пошла к дому. Предупреждение гоблина – это, конечно, хорошо, но как защитить себя, если не знаешь, от чего нужно защищаться?
– С кем ты разговаривала?
– Когда?
– Ты разговаривала с кем-то у горки.
Как обычно, Фабиан подкрался, когда она меньше всего ожидала. Вечером Таня гуляла с Обероном у ручья. На этот раз Оберон был на поводке. Ей не хотелось снова заблудиться в лесу или снова просить Уорика о помощи.
– Ни с кем я не разговаривала. – Таня посмотрела на коричневый кожаный блокнот Фабиана, куда он, судя по всему, что-то зарисовывал. Заметив ее взгляд, он тут же захлопнул блокнот.
– Разговаривала. Я видел тебя.
Таня пожала плечами. Ее раздражало все: то, как он держится, как скрытно ведет свои дурацкие записи. И главное – кажется, всегда наблюдает за ней.
– Наверное, я просто говорила сама с собой.
Фабиан поднял брови, глядя на нее, будто она какое-то растерянное животное, которому надо помочь.
– Как скажешь.
И, держа блокнот в руках, зашагал прочь.
– Все лучше, чем разговаривать с тобой! – крикнула вдогонку Таня. – И, кстати, если уж крадешься по лестнице для прислуги посреди ночи, то хотя бы веди себя тихо. Достаточно того, что каждое утро меня будит Амос!
Она устремилась за Обероном, с ликованием представляя, как искажается самодовольное лицо Фабиана.
– О чем ты?
Таня остановилась и обернулась:
– Ты прекрасно понимаешь. Прошлым вечером шуршал чем-то на старой лестнице у моей комнаты, изображая маленькую змейку и издавая странные звуки. Чтобы напугать меня, требуется немного больше воображения!
Фабиан покачал головой:
– Что бы ты ни слышала, я тут ни при чем.
Таня смотрела ему вслед, пока он уходил. Сказанное звучало правдиво, но верить все равно не хотелось. Ведь если не Фабиан, то кто же там был?
День тянулся и лучше не становился. От скуки Таня решила пошарить на верхнем этаже. Покопавшись в паре пустых комнат, она все-таки нашла кое-что интересное: коробку с фотографиями в шкафу, полном хлама. С трудом перетащила тяжелую коробку к себе, высыпала все оттуда на пол и принялась перебирать.
Очень много карточек разных лет – ее мама, она сама. Таня улыбнулась, увидев себя пухленькой малышкой с личиком, измазанным мороженым, а затем уже подросшей: вот она машет в камеру с карусели на ярмарочной площади.
Несколько снимков со свадьбы родителей Таня отложила в сторону. Наткнувшись на фото Фабиана и Уорика, нахмурилась и кинула их назад в коробку. Затем стала раскладывать все по ковру и только тут заметила, что чаще всего попадается ее лицо. Впервые она осознала, что не припоминает своих фотографий на стенах бабушкиного дома. В гостиной висели фото Фабиана и ее матери. Но ни одного снимка с ней не было вставлено в рамку, нигде не стояло и не висело. Все они валялись в коробке, в пахнущем плесенью старом шкафу.