Первый юбилей, конечно, не только не отмечался, но о поражении при Аустерлице вообще было не принято говорить. Но Пушкин три года пребывания на юге вращался почти исключительно в военной среде. Там не забывали о позоре 2 декабря 1805 года — это была заноза в русском сердце. Не приходится говорить и о том, что все названные выше события были темами бесед и дискуссий среди офицеров заштатного Кишинёва. Эти споры и рассуждения насыщали мозг Пушкина и стимулировали поэта в работе над произведениями, связанными с наполеоновской эпохой. Способствовали этому и тогдашние СМИ (книги и периодическая печать).
1821 год был щедр на эпохальные события. Кроме революций в Европе, мир волновали в тот год смерть Наполеона и восстание за независимость Греции. Последним руководил А. К. Ипсиланти. На оба события Пушкин прореагировал весьма бурно.
В ноябре 1820 года Александр Константинович находился в Кишинёве; на званом обеде у генерала М. Ф. Орлова его видел квартирмейстер при штабе 16-й пехотной дивизии В. П. Горчаков:
— Между многими я в особенности заметил одного посетителя в синей венгерке. Генерал обращался с ним с особенными знаками дружбы и уважения. Этот посетитель имел отличительную наружность: его открытое чело и резкие очерки придавали ему необыкновенную выразительность, а благородство и уверенность в приёмах предупреждали в его пользу.
При следующей встрече с Ипсиланти Горчаков увидел его в русском мундире, что ему показалось странным, но квартирмейстеру объяснили:
— Князь Александр состоит по кавалерии не в должности, намерен оставить службу и потому позволяет себе некоторые отступления. К тому же венгерка более приближается к родовому наряду греков.
И здесь мемуарист не преминул заметить: «При этом рассказе Пушкин стоял рядом со мной; он с особым вниманием взглянул на Ипсиланти».
От себя добавим: поэт был вхож в дом Александра Константиновича, знал его мать и детей (четырёх сыновей и двух дочерей).
В 1821 году Ипсиланти возглавил восстание за освобождение Греции от турецкого ига. Пушкин сразу понял значимость этого события. «Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут иметь следствия, важные не только для нашего края, но и для всей Европы», — писал он в марте В. Л. Давыдову, сводному брату Н. Н. Раевского.
21 февраля Ипсиланти прибыл в Яссы, где издал ряд прокламаций, в которых говорилось, что Феникс Греции воскреснет из пепла и час гибели Турции не за горами, что Великая держава одобряет стремление греков к свободе. Ряды повстанцев быстро росли. Даже в Одессе греки за гроши продавали имущество, покупали оружие и пополняли ряды сторонников Ипсиланти. «Восторг умов дошёл до высочайшей степени, — писал Пушкин. — Первый шаг Александра Ипсиланти прекрасен и блистателен. Он счастливо начал — и, мёртвый или победитель, отныне он принадлежит истории».
27 февраля в Яссах было совершено торжественное молебствие в церкви. Об этом рассказывает Пушкин в том же письме: «Я видел письмо одного инсургента: с жаром описывает он обряд освящения знамён и меча князя Ипсиланти, восторг духовенства и народа и прекрасные минуты надежды и свободы…»
На тему этих строк письма написано Пушкиным и стихотворение «Война»:
Эти стихи — не просто поэзия, у Пушкина было намерение принять участие в войне в рядах восставших. На это намекал он в письме к своему другу, поэту Дельвигу: «Недавно приехал в Кишинёв и скоро оставляю благословенную Бессарабию — есть страны благословеннее. Праздный мир не самое лучшее состояние жизни». Под странами «благословеннее» поэт разумеет, конечно, восставшую против турецкого владычества Грецию.
Поэт предпринимал какие-то шаги к тому, чтобы присоединиться к восставшим. В его дневнике от 9 мая есть такая пометка: «Третьего дня писал я к князю Ипсиланти с молодым французом, который отправляется в греческое войско». Не ограничиваясь письмом, Александр Сергеевич побывал со своими хлопотами у бывшего господаря Валахии князя Михаила Суццо.