1917, или Дни отчаяния

– Это только половина работы, Симон Васильевич, – отвечает Терещенко, окутываясь сизым дымом от турецкого табака. – Ничего не кончилось, поверьте. Все, что мы с вами записали, состоится только в случае, если мы будем править Россией. Поверьте, слишком много там у власти людей, для которых вы не существуете ни как автономия, ни как независимая страна.

Петлюра кивает и лицо у него становится грустным и озабоченным.

– Я знаю, – говорит он. – Но кто из нас не любит сказки с хорошим концом? Поверьте, Михаил Иванович, если не будет между нами мира на этих условиях, то случится война. И в этой войне Украина будет искать себе любых союзников. Независимость стоит того, чтобы за нее бороться.

– Вы готовы за нее умереть? – спрашивает Терещенко.

– Конечно, – на лице Петлюры возникает кривая усмешка. – И я готов за нее убивать…

Конец июня 1917 года. Юго-Западный фронт.

Район Тарнополя – Богородчаны

Общая картина боя – мы видим ее с аэроплана. Австрийская армия ведет артиллерийский огонь по позициям русских войск.

На земле еще страшнее – снаряды рвутся на позициях русской инфантерии, за брустверами прячутся люди, некоторые траншеи завалены. Пулеметчики ведут огонь по наступающей австрийской пехоте. Над раскаленными стволами «максимов» поднимается пар. Бегут по окопам, спотыкаясь, вторые номера с ведрами воды, падают, и снова поднимаются…

Пулеметам нужна вода.

Аэроплан плывет над позициями русских, летчик бросает вниз ручные бомбы и пучки стрел. Стрелы летят вниз, земля все ближе и ближе…

Вот одна стрела вонзается в спину бегущего по траншее солдата с ведром воды, пригвождая его к грунту. Следующий за ним рядовой перепрыгивает через тело и спешит дальше. На его лице – страх, но он старается не расплескать воду.

Взрывается снаряд, падают, падают мертвые тела людей, но как только сверху перестает сыпаться земля, оставшиеся в живых снова бросаются бежать. Все живое спасается бегством.

Вот солдатская река выливается из лабиринта траншей – перед ними изрытое воронками поле и чахлый лесок сразу за ним.

Теперь видно, что бегущих много – больше сотни. И больше тысячи.

С аэроплана это выглядит, как бегство муравьев.

Летчик направляет самолет вниз, готовя бомбу к броску: беглецы – легкая добыча.

Из траншей вслед за солдатами выскакивают несколько офицеров. Они пытаются задержать дезертиров, но те их не слушают – это не отступление, это массовое бегство, паника. Офицера, который стал на дороге у бегущих, просто бьют штыком в живот, другого сбивают с ног ударом приклада в лицо.

Над людским стадом, которое еще недавно было армией Империи, проносится аэроплан, из него летят бомбы – несколько человек стреляют по самолету, но тот улетает прочь. Бомбы взрываются. На землю падает дождь из кусков тел, но сапоги бегущих затаптывают кровавые ошметки в грязь.

На опустевшие русские позиции накатывается атака австрийцев.

Это разгром.

3 июля 1917 года. Юго-Западный фронт. Могилев.

Ставка командования

Совещание в ставке.

Присутствуют Керенский, Терещенко, Савинков и военный комиссар Филоненко, а также командующий Западным фронтом генерал Деникин, главковерх генерал Брусилов, генералы Рузский и Алексеев, командующий Северным фронтом генерал Клемоовский, несколько штабных офицеров в чине не ниже полковника.

Совещание уже некоторое время идет, в штабном зале сильно накурено, атмосфера нервозная. Керенский в растерянности, чтобы не сказать хуже. Он буквально держится за голову.

Терещенко явно огорчен тем, что слышит, Савинков зол – усы дыбом, лицо желтое от недосыпания.

Комиссар Филоненко тоже чрезвычайно утомлен, видно, что он подавлен происходящим.

– Все беды России, все затруднения вашего правительства в Петрограде, Александр Федорович, – говорит Брусилов, – имеют один источник: отсутствие у нас сильной армии!

Он выглядит безупречно – короткий ежик седых волос, подкрученные лихие усы, серебряные газыри на широкой груди. Ему трудно дать его возраст, если бы не глаза. Глаза у Алексея Алексеевича больные, красные от недосыпа. Но голос ровный, и только хорошо знающие генерала сослуживцы могут распознать по интонации, что генерал Брусилов в гневе. Причем, в большом гневе.

– Не сильной армии, Алексей Алексеевич, вы чрезмерно корректны в формулировках! – поправляет его Деникин. – Отсутствие армии как таковой, товарищи министры! Откроем вам секрет: в армии, товарищ Керенский, не может быть ни демократии, ни двоевластия. Армия, в которой единый центр принятия решений – банда! Сброд! И ваш приказ № 1 не просто сделал армию слабее – он ее уничтожил!

Деникин задирает подбородок, и его бородка-клинышек направлена на Керенского, как указующий перст.