1917, или Дни отчаяния

Ночь с 16-го на 17 июля. Петроград. Таврический дворец.

Заседание большевистской фракции Совета

Перед Таврическим многочисленная толпа – безумный непрекращающийся митинг. Внутри дворца рабочая суета, в зале заседаний собралась фракция большевиков.

– Голосуем, товарищи! – кричит Свердлов, заставляя всех повернуть головы в его сторону. – Внимание! Ставлю вопрос на голосование!

В зале почти весь состав большевистского ЦК, не хватает только Ленина.

В зале поднимаются руки.

– Принято единогласно! – Свердлов поправляет пенсне. – Тогда – согласованный текст постановления следующий:

«Обсудив происходящие сейчас в Петрограде события, заседание находит: создавшийся кризис власти не будет разрешен в интересах народа, если революционный пролетариат и гарнизон твердо и определенно немедленно не заявят о том, что они за переход власти к Советам рабочих и крестьянских депутатов. С этой целью рекомендуется немедленное выступление рабочих и солдат на улицу для того, чтобы продемонстрировать выявление своей воли».

Вот это же постановление читают толпе, собравшейся перед Таврическим, и она начинает радостно скандировать: «Долой Временное правительство!», «Долой министров-капиталистов!».

Садятся на корабли и буксиры сотни матросов на пристани с надписью «Кронштадт».

Выходят из казарм на улицы вооруженные солдаты…

17 июля 1917 года. Петроград. Квартира Терещенко. Раннее утро

В кабинете у Терещенко звонит телефон.

– Ну, Михаил Иванович, дождались мы стрельбы на улицах, большевички зашевелились. И, как назло, товарища главного министра нет, на фронт уехал, мать бы его…

Это Савинков. Голос у него веселый, злой, говорит с куражом.

– Переверзев же докладывал три дня назад, – отвечает Терещенко, ему явно не до смеха. – Большевики могут выступить, в городе неспокойно. Об этом только ленивый не знал. Что делаем, Борис Викторович?

– Воюем, Михаил Иванович! Верных правительству войск в Петрограде полно – хоть попой жуй, хоть ложкой ешь. Пора и тыловым крысам отрабатывать свой хлеб – зря, что ли, мы их тут держали?

17 июля 1917 года. Станция Белоостров, 40 километров от Петрограда. Раннее утро

Окутанный клубами пара паровоз останавливается возле платформы, за ним тянутся маленькие зеленые вагончики, везущие дачников.

Среди выходящих пассажиров Ленин, его младшая сестра Мария Ильинична, важный, хотя и испуганный Бонч-Бруевич и рядовой большевик Савельев, который горд тем, что сопровождает таких важных особ.

– Остановка 20 минут, – кричит станционный смотритель. – Не опаздывать!

– А пойдемте-ка выпить кофею, – говорит Ленин.

Они идут к станции, к дверям с надписью «Буфет» – маленький коротконогий Ленин, семенящая за ним Мария Ильинична, широкоплечий Савельев и Бонч-Бруевич в своих железных очочках и в шляпе. Странная группа, невольно вызывающая любопытство.

– Товарищи, предъявите документы! – это пограничный офицер, грузноватый, средних лет, невыразительный, с тягучим акцентом Поволжья в речи.

Все четверо достают паспорта. Мария Ильинична чуть суетится от волнения, Бонч-Бруевич побледнел и начал потеть, несмотря на утреннюю прохладу, Савельев незаметно сунул руку в карман, нащупывая револьвер.

Чиновник бегло просматривает паспорта и сразу же их возвращает. Ему скучно, это видно по его лицу.

– Благодарю, доброго пути!

– Батенька, – останавливает его Ленин. – А вы не знаете, что там происходит в Петрограде? Не опасно ли?

– А что происходит в Петрограде? – удивляется пограничник. – Я не в курсе дел, товарищи. Вот, ваш новый паровоз свежие газеты привез, там все новости…

– Я принесу, – вызывается Бонч-Бруевич и трусит к пришедшему из Питера паровозу.

В буфете гудят голоса пассажиров.

На столе дымится чашка с кофе.

Мария Ильинична читает газету через плечо Ленина. Бонч-Бруевич передает свою газету Савельеву.

Ленин выпивает свою чашечку кофе и зло щурится.

– Преждевременно все! Преждевременно! Мы не готовы! Они нас затравят! – когда он волнуется, картавость становится сильнее обыкновенной. – Все эти Некрасовы, Терещенки, Львовы, Керенские и эта тварь Переверзев! Мы не должны подставляться!

Он задыхается от злости и переводит дыхание.

– Твари! Натурально – твари! Когда мы будем на месте?

Савельев бросает взгляд на станционные часы.

– Не ранее двух пополудни, Владимир Ильич.

– Идиоты! – шипит Ильич. – Будьте вы прокляты! Ведь опять обосрёмся!

Бонч-Бруевич и Савельев переглядываются.

Колокол на станции звонит три раза.

– Пассажиры! – кричит станционный смотритель. – Займите свои места в вагонах!

Ленин хватает со стола пачку газет, фыркает, как обозленный кот, и идет к вагону, лысый, низкорослый, в кургузом, плохо пошитом пиджаке, который топорщится на заднице, и в стоптанных ботинках. Кепку он сжимает в руке.

За ним семенит Мария Ильинична.

17 июля 1917 года. Петроград. Таврический дворец. Утро