1917, или Дни отчаяния

Работают ротационные машины. Тысячи оттисков в минуту. Вот разматывается рулон белой бумаги, вот проходит между валиками, превращаясь в рябую черно-белую ленту. Работает гильотина, превращая ленту в газетные листы. Листы ложатся в пачки. На первой странице фото Ленина и заголовок: «Ульянов – немецкий шпион» и ниже чуть мельче: «На чьи деньги живет партия большевиков?»

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года.

Другая типография

Пачки свежеотпечатанных газет вяжут бечевками и складывают одна возле одной.

На верхней пачке виден заголовок: «Кто вы, genosse Ленин?».

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года.

Еще одна типография

В помещение печатного цеха входит человек и становится рядом с техником, обслуживающим машину.

Машина грохочет, рулон стремительно раскручивается.

– Много отпечатали? – спрашивает пришедший у техника.

Грохот в цеху сильный, приходится буквально кричать на ухо собеседнику.

Техник смотрит на разматывающий рулон и показывает гостю четыре пальца.

– Понял! – кричит тот. – Заканчивай!

– Что?!

– Останавливай машину, номер не пойдет!

Валки замедляют движение. Машина останавливается.

Рабочие в недоумении относят готовые пачки с газетами в сторону.

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года.

Квартира Гучкова. Ночь

Терещенко и Гучков у телефона.

Рядом полная окурков пепельница, стаканы, бутылка с виски, тарелка с недоеденными бутербродами, дольками крупно нарезанного яблока.

Терещенко говорит что-то в микрофон, качает головой. Раструб перехватывает Гучков.

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года. Балтийское море. Ночь.

Палуба парохода

На палубе стоит невысокий плосколицый человек с неровной черной бородой. На плечах у него легкое летнее пальто, совсем не лишнее, несмотря на лето: с Ботнического залива дует холодный пронзительный ветер. Мужчина курит, глядя на разыгравшуюся волну. Пароход небольшой, и его основательно качает.

Мужчина бросает окурок за борт и ловко, по-обезьяньи легко, взбирается на капитанский мостик.

– Погода становится хуже, – говорит он по-шведски капитану.

Капитан кивает головой.

– Будет шторм, херр Фюрстенберг, но небольшой. Ничего страшного. Завтра к двум часам будем в Петербурге…

– Теперь он – Петроград, Хенрик.

– Значит, в Петрограде, херр Фюрстенберг. В два часа пополудни. Не позже.

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года. Петроград

Гучков и Терещенко едут в автомобиле. Терещенко за рулем.

Гучков всматривается в номера домов.

– Здесь налево, – командует он.

Терещенко поворачивает авто в переулок и тормозит перед железными воротами.

Ночь с 17-го на 18 июля 1917 года.

Двор типографии

Терещенко и Гучков заходят в цех.

Работают ротационные машины.

Терещенко берет одну из газет из открытой пачки.

Заголовок на первой странице гласит:

«Ленин – немецкий шпион».

Чуть ниже «Большевистские агенты кайзера организовали беспорядки в Петрограде».

Навстречу им выходит невысокий, интеллигентного вида человек – сравнительно молодой, в круглых железных очках, лысоватый.

– Вы – хозяин типографии?

– Да. Чем обязан столь поздним визитом?

– Вот этим.

Терещенко показывает экземпляр газеты.

– Что-то не так? Цензура? – спрашивает хозяин.

– Мы бы хотели… – начинает Терещенко.

Гучков перебивает его.

– Этот номер не должен завтра попасть в продажу.

– Я всего лишь владелец типографии, я не издаю газеты. Я их печатаю.

– Ваши услуги дороги? – спрашивает Терещенко.

– Для кого как… – пожимает плечами хозяин.

– Я хочу купить у вас тираж.

– Не понял?

– Я хочу купить у вас тираж. Весь. Тысячи рублей хватит?

– Остановись, – говорит Гучков вполголоса. – Сейчас ты случайно купишь типографию!

– Конечно, хватит, – с достоинством отвечает хозяин типографии. Терещенко достает бумажник и отсчитывает тысячу рублей сторублевыми ассигнациями. – Забирать будете прямо сейчас? Могу предложить грузовик в аренду. Недорого.

– Не будем, – отвечает Михаил Иванович. – Вывези напечатанное во двор и сожги. При нас.

Автомобиль Терещенко и Гучкова отъезжает от типографии. В проеме приоткрытых ворот видно, как стоит столбом жаркое пламя.

В пламени корчатся свежеотпечатанные газетные листы. Огонь лижет портрет Ленина, который недобро смотрит с фотографии. Чернеет и сжимается бумага, превращаясь в серую золу.

Авто едет по темным улицам, объезжая заставы. На заставах горят костры, видны силуэты солдат. Терещенко не включает фары, машина скользит в темноте, как призрак.

– Не успеем, – говорит Гучков. – До утра не успеем…

Машина сворачивает на проспект. В домах практически нет света, лишь одинокие окна выделяются белыми квадратами на непроницаемо темных стенах.

Начинает моросить дождь, то и дело срываются порывы ветра.

Вдруг из переулка, едва не протаранив авто Терещенко, вылетает грузовик. В его кузове вооруженные матросы.

– Стоять! – кричит один из них. – Стоять, кровопийцы!