1917, или Дни отчаяния

– Я рад, что тебе все это кажется пинкертонщиной, – отвечает Терещенко, но из фляги отхлебывает, – только за сегодня мы получили предупреждения: одно от английского посольства, а другое от месье Палеолога в связи с приездом Ленина в Россию.

– На фронте, – говорит Дорик, – все проще. Есть враг, и он в тебя стреляет. А ты в него… Еще полгода – и мы додавим швабов. Теперь, когда вы у руля, я в это готов поверить. Наводите порядок в армии, Мишель, а я буду делать самолеты для фронта. «Терещенко-7» – это сила, это совершенно новый принцип! Мы этим летом пустим его в серию! Мы выиграем войну, и такие мелочи, как этот пораженец Ленин, тебя не будут интересовать. Прозит! За нашу победу!

Он тоже отпивает из фляжки.

– Что это? – спрашивает стоящая рядом злая женщина. Это она возмущалась закрытыми дверями Царской комнаты. – Коньяк? Дайте-ка глоточек!

– Да на здоровье! – Дорик протягивает коньяк соседке. – Ура, господа! Ура революции!

Его крик подхватывают. Над площадью несется сначала нестройное, а потом все более громкое «Ура!», «Да здравствует революция!».

Фляга переходит в ее руки, потом в руки к соседу, потом еще к одному – каждый делает глоток, передавая сосуд все дальше и дальше…

16 апреля 1917 года. Перрон Финляндского вокзала

Вдоль платформы стоят солдаты. Всюду флаги, алые арки, разукрашенные золотом, приветственные надписи. В конце платформы – оркестр и люди с цветами, которые дико смотрятся в зимнем революционном антураже.

На въезде в длинную кишку вокзала показывается окутанный дымом паровоз. Люди на перроне оживляются. Оркестр подбирается, медные жерла извергают «Марсельезу». Гул идет по вокзалу, выплескивается на площадь, по которой все так же шарит прожектор.

Поезд останавливается. Из двери вагона первым выходит Ленин. Встречающие кидаются к нему. Появляются другие пассажиры. Вокруг них закипает людской водоворот. Толпа буквально несет Ульянова по перрону. Ревет оркестр, вьются флаги, салютуют солдаты, кричат «ура» и «да здравствует».

Один солдат говорит другому:

– А который из них Ленин?

– Вот тот, патлатый… – отвечает тот, кивая на Зиновьева.

– Не, – поправляет третий, высокий, с красным бантом на обшлаге шинели. – Вот тот! Маленький, в круглой шляпе, с бородкой… Он первый вышел, ему цветы вручали! Вот он – Ленин! А тот волосатый – хуй знает кто…

16 апреля 1917 года. Финляндский вокзал. Царская комната

В дверях появляется Шляпников, один из ленинских соратников, восторженный и возбужденный:

– Позвольте! Дайте дорогу! Дайте ж дорогу, товарищи! – кричит он.

Топорщатся черные кавказские усы и брови Шляпникова, на лице крупной лепки торжество.

Мрачный, с вымученной вежливой улыбкой, Чхеидзе идет навстречу Ульянову.

Тот входит вслед за Шляпниковым, иззябший, с огромным, не по росту, букетом в руках и останавливается перед Чхеидзе, словно натолкнувшись на препятствие.

– Товарищ Ленин! – говорит Чхеидзе тоном ментора. – От имени Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов и от всей революции мы приветствуем вас в России…

Ленин стоит перед ним молча, разглядывая щуплого Чхеидзе своим пристальным прищуром. Но когда тот продолжает речь, сразу теряет к нему интерес, принимается разглядывать стены, потолок, свой букет.

– Но мы полагаем, – продолжает Чхеидзе, что главной задачей революционной демократии является сейчас защита нашей революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне. Мы полагаем, что для этой цели необходимо не разъединение, а сплочение рядов всей демократии. Мы надеемся, что вы вместе с нами будете следовать этим целям…

Ленин отворачивается от делегации Исполнительного комитета, выходит из Царской комнаты в зал, проходит через заполненный людьми коридор и начинает говорить.

– Дорогие товарищи солдаты, матросы и рабочие!

Голос у него дребезжащий, картавый, но, как ни странно, гудящий зал начинает умолкать при звуках ленинской речи.

– Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию!

– Ура-а-а-а! – орет зал тысячью глоток.

– Приветствовать вас, как передовой отряд всемирной пролетарской армии!

– Ура-а-а-а-а!

16 апреля 1917 года. Площадь перед Финляндским вокзалом

Слышны крики «Ура!» из зала ожидания.

Толпа волнуется.

Кто-то начинает скандировать: «Ле-нин!». И замерзшая, уставшая ждать площадь подхватывает это слово:

– Ле-нин! Ле-нин! Ле-нин!

В толпе, зажатые телами сограждан, стоят Дорик и Михаил Терещенко. Дорик весел, происходящее его восхищает и забавляет. Терещенко же, напротив, раздражен и мрачен.

– Он там говорит им речь! – верещит злая дама. – А мы здесь его ждем! Ле-нин! Ле-нин!

Стоящий на площади оркестр начинает играть «Марсельезу». Сначала замерзшие музыканты не попадают в тональность, и трубы немилосердно фальшивят. Над головами несется дикая какофония, но постепенно она превращается в мелодию революционного гимна. Но Ленин все еще не выходит на площадь.