7-8. Кровь Янтаря. Знак Хаоса

Между нами вдруг вспыхнул Знак Логруса. Должно быть, Фиона его увидела или каким-то образом почувствовала, потому что отшатнулась в тот же самый миг, что и я.

Я повернул голову, уверенный в том, что увижу.

Мандор взобрался на стену из камня, напоминающую крепостную. Он стоял неподвижно, как будто был ее частью: руки подняты вверх. Я подавил первый импульс и не стал кричать ему: «Прекрати!» Он знал, что делает. И я был уверен, что он все равно не обратит на меня никакого внимания.

Я подобрался к зазубрине, с которой он перелез на стену, и посмотрел мимо него на скрученную штуку, высящуюся среди потрескавшейся равнины далеко внизу. Сквозь изображение Логруса я ощутил темный, ужасающий прорыв силы, которую Сугуи показывал мне на последнем уроке. Теперь к ней взывал Мандор и вливал ее в теневую бурю. Он что, не соображал, что сила Хаоса, которую он спускал с поводка, будет распространяться, не разбирая, что лежит на ее страшном пути? Неужели он не понимал, что если буря действительно была проявлением Хаоса, то он воистину сотворит из нее чудовище?

Торнадо стал больше. Рев усилился. На вихрь уже было страшно смотреть.

Фиона у меня за спиной приглушенно вскрикнула.

— Ты хоть знаешь, что делаешь? — крикнул я Мандору.

— Примерно через минуту узнаем, — ответил он, опуская руки.

Знак Логруса передо мной погас.

Некоторое время мы смотрели, как вращается этот проклятый смерч, становящийся все больше и громче.

Наконец:

— И что ты доказал? — спросил я.

— Что у тебя нет терпения, — ответил он.

В феномене не было ничего особо поучительного, но я все равно продолжал за ним наблюдать. Вдруг торнадо стал заикаться. Темное сооружение внезапно дернулось, встряхивая собранные обломки. Вскоре торнадо восстановил прежний размер и прежнюю энергию, а звук снова стал ровным.

— Как ты это сделал? — спросил я Мандора.

— Я не делал, — ответил он. — Смерч сам себя отрегулировал.

— Этого не может быть, — заявила Фиона.

— Точно, — откликнулся Мандор.

— Вы оба меня запутали, — сказал я.

— Он должен был с ревом умчаться прочь, набравшись мощи после того, как Мандор его усилил, — сказала Фиона. — Но что бы его ни контролировало, у загадочного нечто были явно другие планы. Странно, что смерч отрегулировался.

— …И это тоже феномен Хаоса, — продолжал Мандор. — Это можно было заметить по тому, как он стал черпать силу из Хаоса, когда я предоставил ему для этого способ. Но это выбило смерч за некий предел, и произошла коррекция. Кто-то играет с первозданными силами. Кто, или что, и почему, — этого я сказать не могу. Но думаю, это сильный довод за то, что Образ здесь ни при чем. С Хаосом он играть не станет. Так что Мерлин, пожалуй, прав. Я думаю, исток всего этого в ином месте.

— Ну хорошо, — согласилась Фиона. — Ладно. И с чем мы остались?

— С тайной, — сказал Мандор. — Но едва ли с непосредственной угрозой.

У меня в голове запорхал слабый светлячок интересной мысли. Легко может оказаться, что я здорово ошибаюсь, но даже если это и так, все равно своими догадками я ни с кем делиться не намерен. Светлячок уводил в ту область причин и следствий, которую так вот сразу исследовать было выше моих сил, но тем не менее любым кусочком, из которого могла сложиться картина, пренебрегать не стоило.

Фиона смотрела теперь на меня, но я сделал непроницаемое лицо. Тогда, увидев, что ее настойчивость пропадает зря, она вдруг решила поменять тему:

— Ты сказал, что оставил Льюка в несколько необычных обстоятельствах. И где он сейчас?

Напоследок мне очень хотелось вывести ее из себя. Но я не мог допустить, чтобы она отыгралась на Льюке в его теперешнем состоянии. Из всего, что я о ней знал, Фиона и правда могла бы его убить; это было бы своего рода страховкой ее собственной жизни. А мне не нужен был мертвый Льюк. Я чувствовал, что его можно подвергнуть чему-то вроде перенастройки, и мне хотелось дать ему хоть какой-то передых. Мы по-прежнему должны были друг другу некоторое их количество — если честно, я даже сбился со счета сколько; да и кое-что надо было ему сказать в память о добрых старых временах. А если учитывать, в каком состоянии я его оставил, пройдет еще какое-то время, прежде чем он вновь обретет приличную форму. Ну а там уж я найду, что ему сказать.

— Прости, — сказал я. — Им я займусь сам.

— Полагаю, у меня в этом деле тоже есть кое-какой интерес, — отозвалась Фиона как ни в чем не бывало.

— Конечно, — сказал я, — но мне кажется, что мой интерес перевешивает и мы можем встать на пути друг у друга.

— Я сама могу оценить, чей интерес перевешивает, — сказала она.

— О’кей, — сказал я. — Он в оттяге — ЛСД, сама понимаешь. Любая информация, которую ты вытянешь из него, может, будет и красочной, но вряд ли тебя устроит.

— Как это произошло? — спросила она.

— Очевидно, маг по имени Маска вкатил ему химию, когда Льюк был у него в плену.

— Где это было? О Маске я никогда не слышала.

— Тот уголок называют Крепость Четырех Миров, — сказал я.

— Я про нее слышала, но это было очень давно, — сказала она. — Обычно ею владел колдун Шару Гаррул.

— Теперь он стал вешалкой, — сказал я.

— Что?