Видя недостаток и в тех, и в других, сам Д. А. Хомяков взялся за разъяснение основных вопросов из наследия отца. Трактат Д. А. Хомякова «Самодержавие. Опыт схематического построения этого понятия», дополненный впоследствии двумя другими («Православие (Как начало просветительно-бытовое, личное и общественное)» и «Народность»), представляют собой специальное исследование славянофильского («православно-русского») толкования как названных понятий, так и, по сути дела, всего круга основных «славянофильских» проблем. Полностью в одном периодическом издании этот триптих был опубликован в «Мирном труде» (1906–1908), а впервые эти сочинения переизданы вместе лишь в 1983 году, усилиями одного из потомков А. С. Хомякова – епископа Григория (Граббе) [21].
Особенностью этих сочинений является богословское, философское, общеисторическое осмысление славянофильского наследия (автор почти не показывал особенности, различия во взглядах членов кружка, судя по всему, и не ставив себе такой задачи). Д. А. Хомяков исходит из того, что славянофилы, уяснив настоящий смысл «Православия, Самодержавия и Народности» и не имея времени заниматься популяризацией самих себя, не дали «обиходного изложения» этой формулы [21, 14]. Автор показывает, что именно она есть «краеуголие русского просвещения» и девиз России-русской, но понималась эта формула совершенно по-разному. Для правительства Николая I главная часть программы – «Самодержавие» – «есть теоретически и практически абсолютизм» [там же, 16, 17]. В этом случае мысль формулы приобретает такой вид: «…абсолютизм, освященный верою и утвержденный на слепом повиновении народа, верующего в его божественность» [там же, 19].
Для славянофилов в этой триаде, по Д. А. Хомякову, главное звено было «Православие», но не с догматической стороны, а с точки зрения его проявления в бытовой и культурной областях. Автор считает, что «вся суть реформы Петра сводится к одному – к замене русского самодержавия – абсолютизмом», с которым оно не имело ничего общего [там же, 113, 114]. «Абсолютизм», внешним выражением которого стали чиновники, стал выше «народности» и «веры». Созданный «бесконечно сложный государственный механизм, под именем царя» и лозунгом самодержавия, разрастаясь, отделял народ от царя. Рассматривая понятие «народность». Д. А. Хомяков говорил о почти полной «утрате народного понимания» к началу XIX века и естественной реакции на это славянофилов.
Определив смысл начал «Православия, Самодержавия и Народности», Д. А. Хомяков приходит к выводу, что именно «они составляют формулу, в которой выразилось сознание русской исторической народности. Первые две части составляют ее отличительную черту… Третья же – “народность”, вставлена в нее для того, чтобы показать, что таковая вообще, не только как русская… признается основой всякого строя и всякой деятельности человеческой…» [там же, 230]. Эти и подобные им заключения Д. А. Хомякова позволяют совершенно утвердительно заключить, что ограничивать историческое значение деятельности А. С. Хомякова и его немногочисленных единомышленников лишь борьбой с «западниками» в узких рамках середины XIX века – значит сознательно лишать себя ясного понимания того, что в конце концов решалась в это время судьба тысячелетней русской истории[437]
.Сегодня мы можем сделать совершенно определенный вывод: не русское общество разделяется в конце 1830-х годов на «западников» и «славянофилов», а из по-«западнически» воспитанной и настроенной светской части российского образованного слоя, который явился плодом, наследником и продолжателем гибельного для православной исторической России – Святой Руси «дела Петрова» (следует помнить и то, что термин «западник» имел как раз положительный смысл), выделился, не без глубокой внутренней перемены, круг православно-церковно-живущих и стремящихся православно мыслить сотрудников и соратников А. С. Хомякова (К. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин и в определенной степени И. В. и П. В. Киреевские), которых их духовные противники «злохитростно» (по словам Д. А. Хомякова) стали называть «славянофилами» (используя уже имеющий отрицательную репутацию термин), что никак не соответствовало сути их воззрений ни в начале 1840-х годов, ни тем более в последующие годы.