А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Неославянофилы считают своим преимуществом перед предшественниками возвышение до монизма, усложненного трагичностью, до точки зрения, включающей в себя противоположное целостности: двойственность, расторгнутость. В философской терминологии у Булгакова, Бердяева, Франка и ряда других русских мыслителей начала XX века это охватывается понятием

монодуализм. Символизируемое этим понятием превосходство перед хомяковским и всем предшествующим славянофильским монизмом действительно имеется, если понимать его в том смысле, в каком исторически более развитая ступень превосходит более изначальную. Так бывает и в тех случаях, когда отдельный момент или сторона учения вызволяется из сокрытости, выдвигается на передний план и интенсивно разрабатывается, что и проявилось вполне отчетливо в «Смысле творчества» у Бердяева. Как и Хомяков, он признает Троичность в Боге такою внутренне сплоченной целостностью, где есть любовь, но нет раздора. Однако мысль Бердяева продвигается дальше: в Божественном Триединстве нет еще драматического напряжения, ведущего к расколу, который происходит в тварном мире. Мир, решает Бердяев, и есть «внутренняя драма» Троичности.

Бердяев настаивает на антиномичности собственной точки зрения. Взятое с формальной стороны, его учение представляется исследователю «разновидностью крайнего дуализма» (С. А. Левицкий). Но на этой вполне реальной видимости нельзя останавливаться при оценке воззрений Бердяева. Он и сам очерчивает перед собою иную перспективу: надо изживать, «а не логически и разумно устранять» антиномию. В этом и заключается трудность для понимания. Антиномия в его идее монодуализма

в том, что он, с одной стороны, заявляет о своем «радикальном дуализме», а с другой – о «радикальном монизме». Он признает и неизбывную дуалистичность, и преодоление ее (в религиозном опыте). Он признает антиномичность между дуализмом и монизмом и антиномичное же разрешение их в единство в таинственной глубине религиозной жизни. Тем самым повторяется на уровне теоретического осознания и парадоксальных формулировок то, что Хомяков осуществлял на практике, в личном своем жизненном опыте, осуществлял преднамеренно, но еще не вербализованно.

Таким образом, наследуя общую мировоззренческую линию славянофильства, новые славянофилы в этом принципиальном вопросе, по существу, не только не порывали с ним связи, как это им порой казалось, но наследовали и продолжали традицию, обогащали и углубляли славянофильский монизм, творчески развивали то, что подспудно, без эксплицитных формулировок несли в себе их прямые философские предшественники. Целостность и у славянофилов, и у неославянофилов, и в общей традиции, в которую вписываются обе ступени развития, представленные теми и другими, удерживается и сохраняется. И есть между ними преемственность, которая заключается не в одном следовании по стопам предшественников, не в одной логике развития, не в простом выведении

необходимых следствий, но и в созидании нового, в творчестве.

Н. В. Снетова

А. С. Хомяков и неославянофильство Н. Н. Страхова

Значение учения, которое создали А. С. Хомяков и И. В. Киреевский для развития отечественной философской мысли и отечественной культуры в целом, огромно, о чем свидетельствует то, что оно породило целый комплекс концепций, что дискуссии о славянофильстве и обращение к идеям этих двух мыслителей не прекращается в ХХI веке. Философия славянофилов была частью целостного процесса формирования национального самосознания. Наряду с другими представителями образованной части российского общества первой половины XIX века они искали ответы на вызовы времени и представили в этих поисках вариант решения важнейших для страны вопросов. Если идеи старших славянофилов продолжают свою жизнь и сейчас, то тем более естественным было их продолжение, переосмысление младшими современниками, мыслителями второй половины ХIХ века, ибо реформа 1861 года не только не решила проблем, над поисками решения которых билась мысль Хомякова и Киреевского, но в каком-то отношении обострила многие из них. Реформа означала медленный переход России на рельсы буржуазного развития, что делало комплекс вопросов, связанных с проблемой «Россия – Запад» еще более острым и актуальным. В конце 1850-х – начале 1860-х годов в обсуждение проблем, поставленных западниками и славянофилами, включились почвенники. Почвенничество, на наш взгляд, можно считать продолжением славянофильства.