В стихотворении речь идет об искании нехоженых троп к Святой Горe, «где труждаются святые угодники <…> Ставят церковь соборную, Богомольную». Эта церковь нагорная
Богородица отвечает «умильным печальникам», что надлежит им «в терпении верном» ожидать сроков:
О том же самом грядущем Откровении читаем мы и в статье поэта:
Поиски Руси невидимой, сокровенного на Руси Божьего града, церкви неявленной, либо слагаемой избранными незримыми строителями из незримого им самим камня на Святой Горе, либо таимой в недрах земных, на дне ли светлого озера, <…> эти поиски издавна на Руси деялись и деются и многих странников взманили на дальние пути… Так, Святая Русь, становясь предметом умного зрения, как в бытийственной тайне сущая, являлась созерцателям этой тайны чистым заданием, всецело противоположным наличному, данному состоянию русского Мира. «Не имамы зде пребывающего града, но грядущего взыскуем»[544]
.О том, насколько устойчивы эти идеи в творчестве В. Иванова, свидетельствует и стихотворение «Москва», написанное в 1904 году и посвященное А. М. Ремизову. Москва мыслится здесь сродни Невидимому Граду Китежу, таинственному хранителю Небесной России:
Проблема соотношения России земной и небесной – одна из ключевых в символистической поэзии. В. Иванов, питаясь токами, идущими от религиозной народной и литературной традиции, тонко чувствовал ее. Но никто, кажется, более А. Блока не сделал в начале XX века, чтобы проблема эта стала животрепещущей для его современников и вошла в душу последующих поколений русских людей.
Александр Блок – фигура крайне сложная. Его поэтические идеи не укладываются в рамки славянофильских доктрин. К примеру, он сам в знаменитом письме К. С. Станиславскому, объясняя свое понимание темы России, писал, что он сторонник нового славянофильства – без православия и самодержавия, но с острым осознанием народности как ключевой для себя ценности. Мало кто из русских интеллигентов начала ХХ века был столь внутренне сопричастен тому началу, которое можно назвать соборной душой русского народа, как Блок: он ощущал эту сокровенную Россию как главную, едва ли не единственную любовь своей жизни.