А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Корень зла – нигилизм, а не политическая или национальная вражда. Эта вражда, как и всякое недовольство, всякая ненависть, составляет только пищу нигилизма, поддерживает его, но не она его создала, не она им управляет… Нигилизм есть движение, которое в сущности ничем не удовлетворится, кроме полного разрушения… Это – безумие, соблазнительное и глубокое, потому что под видом доблести дает простор всем страстям человека, позволяет ему быть зверем и считать себя святым. И это направление – не случайность, не помешательство; нет, в нем, как в фокусе, отразились все нынешние господствующие стремления, весь дух нашего времени…[648]

Не менее важными, тесно примыкающими к вопросам об историческом развитии страны были мысли о путях искусства, о культуре в целом. «Наша российская культура не имеет в своем прошлом ничего другого как ассамблеи, парики и т. п., – сказано 1 декабря 1883 года в письме И. С. Аксакова. – Вот ее origines, вот во что упирается воспоминание! На нашей заемной культуре действительно нет никакого

религиозного помазания… Может быть, греко-славянско-латинская Академия и положила бы начало истинной высшей русской культуре, – но это только может быть, и если того не случилось, вероятно были внутренние причины. Но факт об источнике нашей культуры, современной, остается неизменным и – трагическим

. Наша культура болтается ногами по воздуху и ищет себе почвы, чтоб осесть или стать»[649]. Через месяц в передовой статье № 1 газеты «Русь» (1 января 1884) И. С. Аксаков развил эту мысль.

Как ведущий литературный критик Н. Н. Страхов активно помогал И. С. Аксакову своими литературно-критическими статьями, в частности об И. С. Тургеневе, Л. Н. Толстом и др. Есть существенные дополнения к творческой истории первой биографии Ф. М. Достоевского. В письмах И. С. Аксакова, готовившего материалы для газеты «Русь», – ответные размышления и, нередко, споры с Н. Н. Страховым о Толстом-художнике и мыслителе, по поводу книг «Война и мир», «Анна Каренина», «В чем моя вера».

И. С. Аксаков дорожил сотрудничеством Н. Н. Страхова, шел навстречу, ратовал за творческую свободу автора. «Пишите о чем угодно, – обращался в письме 10 октября 1882 года – Есть две темы, две задачи: диагноз нашего общественного духовного недуга, снедающего молодежь, – и с другой стороны, указание этой молодежи новых горизонтов, куда мог бы воспарить юный дух, которому парить надо, нельзя не парить, но нужно, чтобы он испарился в парении, а набравшись сил, возвращался к родной земле для работы»[650].

Письма последних месяцев 1885 года омрачены тяжелым состоянием И. С. Аксакова: «Я чувствую себя нравственно нехорошо, словно будто масла не хватает уж в моей лампе. Нет охоты ни писать, ни бороться; чувствуешь, что настоящий переживаемый нами период – долгий период и что его ничем не сократишь; что нужно бы слово поновее и посвежее и что пора бы бросить совсем газетное дело»[651]

.

На это письмо Н. Н. Страхов ответил 8 декабря 1885 года: «Когда Вы, богатырь, уроните такое слово, то на меня нападает безмерная тоска; я почти теряю надежду на Россию. Шопенгауэр выводит патриотизм из эгоизма и глумится над ним. Как несправедливо! Патриотизм может быть совершенно чистым чувством – преданности тому, что выше, прекраснее, святее меня. Патриотизм – значит жить чужою жизнью и радоваться чужою радостию. А если это становится невозможным, то человек вдруг чувствует себя пустынным и одиноким»[652].

В последнем письме, адресованном Н. Н. Страхову 15 декабря 1885 года, И. С. Аксаков с готовностью развил эту мысль: