А. С. Хомяков – мыслитель, поэт, публицист. Т. 1

Хомяков в толковании Писания исходит из духовного понимания, продолжая тем самым экзегезу, выработанную еще на заре становления христианского богословия и философии. «Не духом мудрости мирской, спорящей о словах, должно быть читано святое Писание, но духом мудрости Божией и простоты духовной». Когда он пишет, что спасает не вера, но предмет веры, то тем самым подчеркивает специфику именно духовно-метафизического понимания веры как отношения к трансцендентному, чтобы предохраниться от понимания веры в смысле не Faith, но believ, когда она растворяется в предметах и отношениях эмпирической действительности. Вера понимается им в данном случае как феномен умозрения, духовно, как «невидимых обличение и утверждение уповаемых». Причем Хомяков ставит здесь «утверждение» вместо «извещение» (как в каноническом переводе), что более точно передает греческий оригинал υπόσιασις

[695]. «Упование» также понимается Хомяковым емко. Оно заключает в себе желаемое, а так как желается то, что любимо, то «нельзя желать того, что не любишь». Тогда любовь с необходимостью вытекает из существа веры. Не имеющие любви поэтому не имеют и веры. Естественно, что такая вера отнюдь не свойственна бесам. Это же касается и слов апостола Павла: «Какая польза без любви, даже в такой вере, которая двигала бы горы?» Согласно Хомякову здесь не утверждается возможность веры без любви, но если таковую измыслить, то она будет совершенно бесполезной. Совершенство же веры мыслится им как «полное внутреннее ведение и видение»[696]

.

Интересна также гносеологическая характеристика веры у Хомякова. Она представляется не просто «полаганием факта невидимого, проявленного в факте видимом», а всегда «есть следствие откровения, опознанного за откровение». Вера не есть «чисто логическое и рациональное полагание, а гораздо более. Она не есть акт одного разума, но акт всех сил ума, охваченного и плененного до последней его глубины живою истиною откровенного факта. Вера не только мыслится или чувствуется, но и мыслится и чувствуется вместе; словом – она не одно познание, но сразу познание и жизнь». «Ибо какая бы мне была нужда сказать: верую, – когда бы я знал? Вера не есть ли обличение невидимых?»

Исследование вопросов веры всецело должно быть особенным: «…характером веры определяется характер исследования». Оно в области веры «предполагает некоторые основные данные, нравственные или рациональные, стоящие для души выше всякого сомнения, так что исследование есть не что иное, как процесс осмысленного раскрытия этих данных». Анализ феномена веры поэтому должен учитывать то, что «в области веры мир, подлежащий исследованию, не есть мир, для человека внешний».

Итак, исследование в области веры заключается в «истине живой, а не только логической, требует в употребление всех умственных сил, в воле и в разуме (“Все силы души озаряются верою”), и, сверх того, требует еще внутреннего исследования самих этих сил». Кроме того, исходное начало должно покоиться на «смиреннейшем признании собственной немощи». К этому вынуждает как греховность человека, так и ограниченность его познавательных способностей. Знание веры предполагает не только совершенство познавательной способности человека, но и его нравственное совершенство. Истина же находится лишь там, где беспорочная святость, а она есть лишь в «целости вселенской Церкви, которая есть проявление Духа Божьего в человечестве». Истина веры поэтому познается лишь соборно. Христианин должен веровать «с трепетом, ибо для него нет заблуждения невинного».

Характером исследования определяется и поучение в вере. Веру, по мнению Хомякова, нельзя преподавать лишь как науку под названием богословия, так как это не более как ветвь учительства в его целости. Кто отрывает учительство (в тесном смысле преподавания и толкования) от других видов, тот горько заблуждается; кто обращает учительство в чью-либо исключительную привилегию, впадает в безумие; кто приурочивает учительство к какой-либо должности, предполагая, что с нею неразлучно связан божественный дар учения, тот впадает в ересь, ибо тем самым создает новое, небывалое таинство – таинство рационализма, или логического знания. Учит же «вся Церковь, иначе: Церковь в ее целости», а не только Писание, дела любви, но все эти проявления вместе. Собственно «теология» рассматривается Хомяковым, таким образом, лишь как «ветвь учительства в его целости».