А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

Даже Коперник, который совершил революцию в астрономии, поставив в центр мироздания не Землю, а Солнце, рассматривал Вселенную как нечто живое. Чтобы объяснить, почему Солнце помещается в центре, он прибегал к теориям как научным, так и мистическим, говоря, что многие видят в Солнце божество именно потому, что оно помещается в центре всего. В эпоху, когда на вселенную смотрели, как на механизм, философ Дэвид Юм подверг сомнению модель, основанную на механических причинно-следственных связях.

«…помимо произведенных человеком машин, есть и другие части этой вселенной, свойствам которых в еще большей степени может быть уподоблена структура мира, – писал Юм. – Этими частями являются животные и растения. Очевидно, что мир имеет большее сходство с ними, нежели с часами или ткацким станком»[206].

Несмотря на критику, машина из метафоры стала моделью, и произошло это благодаря не столько научному прогрессу, сколько технологическому. Именно в ту эпоху были созданы самые первые по-настоящему впечатляющие механизмы. Машина стала триумфом науки, возможностью продемонстрировать научную мощь. В механизме абстрактные математические расчеты воплощались с точностью, недостижимой в природе. Появление механизмов доказало, что выведенные наукой законы действуют, что можно рассчитать время, силу и движение, можно создать технологию, на которую раньше смотрели, как на чудо.

После этих достижений, изменивших общество в эпоху индустриализации, стало значительно проще принять мысль, что все во вселенной функционирует подобно машине. Особенно легко это оказалось в отношении Солнечной системы. Сложнее пришлось с животными и растениями, которые мы и сегодня называем «организмами».

В связи с этим невозможно не упомянуть о философе Рене Декарте, сказавшем «Я мыслю, следовательно, я существую». Вскоре после того, как Кеплер объяснил, что планеты движутся, подчиняясь законам механики, Декарт создал механистическую систему для объяснения всей жизни на земле. Декарт, подобно другим ученым своего времени, был эмпириком. Особенно его интересовали автоматизмы сердца, пищеварения и дыхания. Разве эти движения не доказывают механическую природу тела?

Стремясь дойти до самой сути вопроса, Декарт с впечатляющей сноровкой препарировал живых собак и изучал, как ведут себя их внутренние органы. «Если вы отрежете заостренный конец сердца живой собаки и вставите палец в одну из полостей, – замечал он, – вы безошибочно почувствуете, что каждый раз, когда сердце становится короче, оно давит на палец, и каждый раз, когда оно становится длиннее, оно перестает давить на него»

[207].

Такая вивисекция может показаться варварской, но Декарт, к счастью, не видел в ней проблем морального толка. Так, он полагал, что, если создать машину, у которой бы «были органы и внешние очертания обезьяны или какого-либо другого животного, лишенного разума, мы не могли бы знать наверняка, что она не обладает той же природой, что и эти животные»[208]. Похожие доказательства он приводил в пользу того, что животные способны испытывать боль так же, как машины, – иными словами, такой способности у них не существует.

Поскольку механистический материализм почти стал синонимом естествознания, стоит напомнить о его религиозном происхождении. Декарт оставался христианином; он сам описывает, как его механистическое мировоззрение впервые явилось ему в форме видения, и произошло это в 1619 году. В его теологии тело и плоть явно низводятся до чего-то механического, мертвого. А вот человеческая душа стоит в стороне от материи. Эта, как он называл ее, «разумная душа» свойственна только человеку. Дуализм души и материи позволял Декарту поддерживать христианскую идею о превосходстве человека над прочими животными. Как именно разумная душа приводит в движение механическое тело, Декарт сказать не мог; по его предположениям, это происходит в шишковидной железе – органе размером с горошину, который располагается в центре мозга[209]

.

В наши дни машина все еще представляется моделью живого организма, хотя со временем она претерпела ряд кризисов и модификаций. После того, как астроном Фред Хойл выдвинул теорию постоянного расширения вселенной, оказалось, что астрономические часы как модель универсума имеют свои недостатки. По схожей причине Декартовы механические организмы имели мало шансов пережить теорию эволюции Дарвина, согласно которой животные и растения, адаптируясь к изменениям окружающей среды, дают начало новым видам.