А вдруг?.. Тревога: как она управляет нами, а мы – ею

В XVIII веке, когда наука заинтересовалась электричеством, человеческую машину начали объяснять в основном посредством нервов. Нервы – вот щупальца чувствующего «я», они определяют человеческое восприятие. Так же, как ошибки, бессилие или фрустрация в наши дни приписываются «мозгу», словно мозг – это нечто иное, нежели мы сами, нервы, как мы видели в случае с супругами Вебер, существовали словно бы сами по себе. А еще у разных людей были разные нервы. Предполагалось, что у представителей высшего сословия нервы тонкие и деликатные, что объясняло, почему выходцам из этого сословия лучше даются искусство, наука и торговля[220].

В наши дни метафорой человеческой машины служит персональный компьютер. Повсеместно встречаются сравнения мозга с объемом компьютерной памяти и представления о генетическом коде как о предустановленном софте. Когда-то в голове у нас сидели крошечные летчики; теперь там (особенно в теории Ричарда Докинза об «эгоистичном гене») появилась новая группа, которая обладает свободой действий, какую мы сами, похоже, давно утратили. Гены, точнее, «молекулы вещества, называемого ДНК», согласно Докинзу, «…создали целый ряд машин для собственного использования. Обезьяна – это машина для сохранения генов на деревьях, рыба – для сохранения их в воде…». Люди тоже суть «неуклюжие роботы», хоть и невероятно сложные, замечает Докинз[221].

Представление о человеке как об управляемом извне механизме приобрело в современной куль туре силу куда мощнее той, что довелось пережить Веберу. Если взять искусственный интеллект, то рассуждения энтузиастов в этой области далеко выходят за рамки всего того, что мы до сих пор наблюдали.

В 2009 году невролог Генри Маркрам во время своей прочитанной на TED лекции заявил следующее: «Создать человеческий мозг вполне реально, мы сможем добиться этого за десять лет». Маркрам полагал, что очень скоро сумеет заглянуть в мозг своего сына-аутиста и понять, как тот видит мир.

Для осуществления этой идеи Европейская комиссия в области исследований выделила весьма значительную сумму в миллиард евро. Проект «The Human Brain Project» должен был стартовать в 2013 году и за десять лет создать компьютерную модель человеческого мозга. Спустя два года после начала работ стало ясно, что проект оказался «пустышкой», и Маркрама уволили[222]

. Тем не менее, мы продолжаем верить в то, что в один прекрасный день сумеем создать схожий с компьютером человеческий мозг, в котором человеческое сознание будет работать и жить виртуально.

Ощущать себя биологическим роботом означает пройти радикальное расколдовывание. Такое расколдовывание включает в себя не только окружающий нас мир, но и нас самих, вас самих.

Насколько мы в реальности являемся биологическими роботами, не так уж важно. Как известно, фразе «Необходимо продолжать исследования» уже не одно столетие. И очень может статься, что однажды будет создан аналог человеческого сознания из алюминия, пластика, меди, олова, кремния и прочего, из чего делают компьютеры. Насколько такие надежды реалистичны, нам еще предстоит увидеть.

С относительной уверенностью можно утверждать следующее: мы убеждены, что сознание – побочный эффект механической активности мозга, и эта уверенность накладывает отпечаток на наше восприятие себя и мира.

Примерно тогда же, когда Вебер писал о расколдовывании современного человека, Пьер Жане (психиатр, который еще до Зигмунда Фрейда развивал теорию «подсознательного») заметил, что все больше пациентов психиатрической лечебницы Сальпетриер начали смотреть на себя как на шары ньютонова бильярда.

«Все наши пациенты изъясняются одинаково, – писал он, – то и дело звучат слова „машина, робот, механика“… „Я – всего лишь машина, – говорит Лиз, – … тело – мое, а воля – нет”»[223].

Какой именно механикой управляется этот бильярд, большой роли не играет. Как замечал прошедший концлагерь австрийский психиатр Виктор Франкл, расколдовывание может питаться какой угодно дисциплиной – даже социологией:

Опасность исходит прежде всего от учения о том, что человек является не более чем результатом биологической, психологической и социальной обусловленности, т. е. продуктом наследственности и среды. Из-за этого невротики могут верить в то, к чему больше расположены, а именно, что люди являются заложниками и жертвами внешних обстоятельств и внутренних состояний. Построенная на этих представлениях психотерапия отрицает свободу человека, подпитывая и подкрепляя тем самым невротический фатализм[224].