10 января Софья Ивановна записала: «Стрепетова была. Сверх ожидания, никого не ругала. Муж два раза водил её за нос, не отнимая надежды, что, может быть, он к ней вернется. Бывал у неё, виделся с сыном. Услыхав раз, что он болен, она сама привезла к нему больного ребенка, но муж оказался здоров, а с Висей сделался истерический припадок. Теперь она просила мужа прекратить свои посещения. Говорит, что любовь к нему совсем убита».
Увы, немногие женщины способны оградить детей от своих любовных драм. Стрепетова не могла. Софья Ивановна записала:
«7 сентября. Стрепетова… ругает Машу. Нашла в старом календаре письмо её к подруге о любви и о юнкерах. Но больше всего её сразили не юнкера, а то, что в письме говорилось о благородном и идеальном папе, т. е. Писареве. Стрепетова за это пробрала свою „мерзавку“, напомнила ей, что её отец, т. е. Стрельский, бросил её, как котенка, что кабы не она, т. е. мать, Машка давно бы была в воспитательном доме, что Писарев её усыновил только потому, что она приказала её усыновить».
Ничем не оправданная ненависть к Савиной сменяется резкостью и жестокостью с детьми.
Запись Софьи Ивановны:
«1888 год. 13 ноября. Надежда рассказывала про Стрепетову, как та Савину иначе никак не зовет, как подлая и стерва. Стрепетова посылала Висю к отцу просить, чтобы он за мать заступился. Тот сделал все, что мог: отказался играть с Савиной в „Грозе“. Когда Потехин сказал Стрепетовой, что её директор не любит, она на это: „Я и не собираюсь к нему в любовницы. Мне надо, чтобы меня публика любила“.
Раз в карете она вдруг хватает Левкееву за руку и говорит: „Что я — дьявол, черт или женщина?“ Да не говорит, а кричит. Левкеева упрашивает её быть потише, хочет от греха вылезать из кареты».
Мария Гавриловна Савина, при её ангельском терпении, не смогла более выдерживать выпадов в свой адрес.
И только тяжёлые, катастрофические события 1891 года, когда Поволжье поразил страшный голод, уносивший тысячи жизней, несколько снизили накал страстей. Когда Савина в очередной раз жаловалась на некоторые выпады в свой адрес, допускаемые периодически Стрепетовой, ей сообщили, что Полина отправила голодающим все свои сбережения и драгоценности. Савина последовала её примеру. И в дальнейшем поддерживала в благотворительных поступках, поскольку сама уже в масштабе страны стала заниматься благотворительной деятельностью.
Замуж за юнца и два самоубийства
Конечно, «за юнца», может, и громко сказано, но всё же когда уже зрелая женщина выходит замуж за молодого человека, вряд ли это может принести счастье. Ведь как-то так заведено, что мужчина в браке должен быть старше. Впрочем, в театральном цехе возможны некоторые отклонения, хотя мы всё-таки чаще слышим, что такой-то актёр, бросив семью, женился на молодой актрисе. А тут всё наоборот.
В дневнике Софьи Ивановны появилась неожиданная запись, касающаяся всё того же 1891 года:
«1 мая. Стрепетовой 43 года, она вышла за 28-летнего Погодина. Вся родня, в том числе Тертий Иванович Филиппов, в отчаянии. О своей свадьбе они объявили родне так: молодой Погодин ввел за руку сияющую Стрепетову: „Поздравьте! Это моя невеста, или, лучше сказать, жена, потому что она беременна“. Те так и окаменели и четверть часа с мыслями собраться не могли. Стрепетова при всех бросается на шею к родне своего мужа и называет ее „милый дядюшка!“. Пишет из Крыма письма, точно 18-летняя институтка: „Когда-то я увижу мою милую Лиговку“. Говорят, что Висаря, когда она представила ему своего жениха, сначала фыркнул — не поверил. Потом, увидев, что это серьёзно, сказал ей будто бы: „Нет тебе моего благословения“».
А всё началось с «Крейцеровой санаты». Да, да с толстовской «Крейцеровой санаты».
Софья Ивановна Смирнова-Сазонова рассказала, как всё получилось:
«Первый раз она с ним познакомилась на чтении „Крейцеровой сонаты“. На другой день он к ней пришёл с тетрадкой, принёс свою исповедь. Она лежит с мигренью, он ей читает исповедь. Она наконец просит его перестать, с ней дурно, в глазах темнеет. Он оставил ей исповедь и ушёл. Она её и читать не стала. После этого он стал ходить к ней, она или не принимала его, или извинялась, что куда-нибудь спешит, надевала калоши и шапку, он просил позволения проводить её, но она садилась на извозчика и уезжала.