— Действительно, вы очень молоды для роли Натальи Петровны, но… вы говорите, что ваша роль — Верочка! Удивительно… Что же там играть? — повторял он в удивлении.
Мария Савина не знала, что сказать. Никак не могла ожидать такой реакции, хотя она предсказуема, ведь обычно писатели и драматурги обращают своё главное внимание именно на исполнителей главных ролей, поскольку второстепенные роли они создают именно для высвечивания этих самых главных. Мария Гавриловна поняла, что Тургенев огорчился, узнав, что актриса, которой пьеса обязана успехом, играла вовсе не главную роль, в которую он вложил всё своё мастерство. Она попыталась переубедить, успокоить. Коснулась других героев пьесы, выписанных прекрасно и не менее прекрасно сыгранных:
«Я стала описывать ему, как великолепен Варламов в роли Большинцова, и вообще говорить об исполнении пьесы на первом представлении. Он понятия не имел о нашей труппе и немного знал только Абаринову, игравшую Наталью Петровну, — знал только потому, что она когда-то взяла несколько уроков у m-me Виардо.
Просидела я с четверть часа и уехала, как в чаду. Спускаясь с лестницы, я долго видела наклонившуюся над перилами седую голову Ивана Сергеевича, его приветливый прощальный жест и слышала, как он сказал Топорову:
— Очень мила и, как видно, умница!
В то время мне шёл двадцать пятый год, и о моей „милоте“ я так часто слышала, что наконец сама в ней убедилась, но услыхать слово „умница“ от Тургенева!! — это уже было такое счастье, которому я не верю и до сих пор. Я стрелой спустилась вниз, покраснев от восторга, но на последней ступеньке остановилась, как громом пораженная: „Я ничего ему не сказала о его сочинениях!! Вот так `умница`!“ Эта мысль совершенно отравила все впечатление моего визита — и я возвратилась домой чрезвычайно огорченная.
Но каково же было моё удивление, когда через час явился ко мне Топоров — рассказать впечатление Ивана Сергеевича.
— Ему особенно понравилось, что вы не упомянули о его сочинениях, — сказал Топоров. — Это так банально и так ему надоело.
Я расхохоталась от души и описала ему свой испуг по этому поводу. Долго потом мы вспоминали со смехом этот эпизод.
— Пригласили вы Ивана Сергеевича смотреть его пьесу, а куда же вы его посадите? — задал мне вопрос Александр Васильевич [Топоров]. — Билеты все проданы, да и в публике ему появиться невозможно. Это будет сплошная овация, и пьесы он не увидит».
Уже позже Мария Гавриловна поняла, насколько верны опасения Топорова — Тургенев пользовался огромной популярностью и любовью читателей.
Но как же сделать так, чтобы Тургенев увидел пьесу, а зрители его не увидели, во всяком случае, не узнали раньше времени о том, что он находится в театре.
И снова помог Топоров, который посоветовал договориться с руководством о предоставлении Ивану Сергеевичу Тургеневу директорской ложи. Но как это сделать? Савина рассказала, что решить этот вопрос оказалось очень нелегко:
«Я на другой же день отправилась к начальнику репертуарной части Лукашевичу просить, то есть предложить ему послать директорскую ложу автору, тем более что все места в театре были давно проданы. Лукашевич, строгий формалист и чиновник с головы до пят, стал в тупик от моего предложения и сказал, что „без барона (барон Кистер, бывший тогда директором императорских театров) решить этого нельзя“, обратиться же с этой просьбой к барону он не считает себя вправе.
— Напишите вы от себя, а я пошлю письмо с курьером, — добавил он.
Писать или вообще обращаться с чем-либо к барону тогда считалось необычайным преступлением, но я, конечно, ни на минуту не задумалась. Лукашевич тем не менее предусмотрительно мне посоветовал просить „место в ложе“, а не всю ложу. Для моих… понятий мне показалось это оскорбительным, но, как „умница“, я решила, что это только смешно — и последовала совету Лукашевича. Через час курьер привёз билет и письмо барона, в котором он, через моё посредство, предоставлял свою ложу в распоряжение „маститого литератора“».
Действительно мудрый ход. Просить всю ложу было бы слишком. Но, попросив только одно место в ложе, Савина вынудила предоставить всю ложу целиком. Иначе не могло быть, ведь это Тургенев!
Но на этом волнения не окончились. В суете с предоставлением ложи Мария Савина как-то отвлеклась от главного. И вдруг осознала то главное, что ей предстояло, — играть роль Верочки перед автором.
«С каким замиранием сердца я ждала вечера и как играла — описать не умею, — впоследствии вспоминала актриса. — Это был один из счастливейших, если не самый счастливый спектакль в моей жизни. Я священнодействовала… Мне совершенно ясно представлялось, что Верочка и я — одно лицо… Что делалось в публике — невообразимо! Иван Сергеевич весь первый акт прятался в тени ложи, но во втором публика его увидела, и не успел занавес опуститься, как в театре со всех сторон раздалось: „Автора!“