Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Они провели замечательное время, они гуляли по живописным окрестностям, и Тургенев рассказывал её о тех местах, которые вошли в его «Записки охотника» и другие произведения. Они ездили в гости к Полонским, и там Мария Гавриловна, снова в восторженном порыве, не стесняясь хозяев, расцеловала Тургенева, прижавшись к нему и обняв его, как когда-то в гримёрной.

Поэт Яков Петрович Полонский рассказал о том визите Савиной и о том, с каким трепетом готовился Иван Сергеевич к встрече гостьи, едва получив от неё телеграмму с сообщением даты приезда, номера поезда и вагона.

«…Стали готовиться к приему гостьи. Новое пианино было ещё заранее доставлено из Москвы. Жозефина Антоновна съездила в Мценск за покупками и принялась обставлять комнату для Марии Гавриловны.

И вот актриса в Спасском. Стояла середина июля, и с приездом Савиной погода наладилась. Для Марии Гавриловны Иван Сергеевич, стараясь во всем угодить гостье, велел устроить на пруду деревянную площадку над водой. Место около купальни было слишком мелко, а Савина при купании любила бросаться в глубину и плавала, как наяда».

Как-то раз Полонский случайно увидел купающуюся актрису. Узнав об этом, Тургенев позже в письме к Савиной полушутливо сокрушался: «…И отчего это я не был на месте Якова Петровича, когда он так удачно заглянул к вам в купальню? То-то и есть: родился колпаком… так колпаком и останусь».

А однажды, вспоминал Полонский — это было 16 июля во время обеда на террасе, «налетела буря с дождём и громом, мгновенно брызгами окатила весь стол, и, когда мы поспешили в комнаты, стекла из дверей посыпались осколками».

Но настроение только ещё повысилось, с шутками и смехом «обед… был перенесён в столовую».

Далее Полонский вспоминал:

«На другой день, 17 июля, я праздновал день нашей свадьбы. За обедом Иван Сергеевич говорил спич, разливал шампанское, со всеми чокался и всех целовал…»

А вечером он устроил праздник в честь Марии Гавриловны: «Велел позвать деревенских баб и девок, которых собралось около семидесяти, угостил их вином, раздал подарки. Крестьянки стали петь и плясать. Савиной это понравилось. Казалось, артистка наша, глядя на них, училась. Невольно иногда повторяла их напевы и движения и под конец так развеселилась, что чуть не плясала.

— Ишь расходилась цыганская кровь! — сказал мне про неё Тургенев.

Но он и сам был так весел, что готов был отплясывать; он, который, конечно, во всякое другое время не вынес бы моей плохой игры на пианино, тут сам заставил меня играть танцы. Увы! плясовые песни ещё кое-как удавались мне, полька тоже кое-как сошла с рук, но мазурка не давалась.

— Играй! — кричал мне Тургенев. — Как хочешь, как знаешь, валяй! Мазурку валяй! Лишь была бы какая-нибудь музыка… Ну, раз, два, три… ударение на раз… ну, ну!..

И вечер до чая прошёл в том, что все присутствующие, в том числе и сам хозяин, плясали и танцевали кто во что горазд».

Савина вспоминала о тех замечательных днях, проведённых ею в Спасском-Лутовинове: «В большом кожаном кресле… сидел Иван Сергеевич, у ног его, на скамеечке сидела я и слушала (счастливая) „Стихотворения в прозе“…»

Тургенев читал стихи в прозе:

«Она протянула мне свою нежную, бледную руку… а я с суровой грубостью оттолкнул.

Недоумение выразилось на её молодом, милом лице; молодые добрые глаза глядят на меня с укором; не понимает меня молодая, чистая душа.

— Какая моя вина? — шепчут её губы.

— Твоя вина? Самый светлый ангел в самой лучезарной глубине небес скорее может провиниться, нежели ты. И всё-таки велика твоя вина передо мною. Хочешь ты её узнать, эту тяжкую вину, которую ты не можешь понять, которую я растолковать тебе не в силах? Вот она: ты — молодость; я — старость».

Савиной в ту пору было двадцать семь лет, Тургеневу — шестьдесят два…

Но особенно впечатлило всех чтение Тургеневым своей новой повести «Песнь торжествующей любви».

Зинаида Гиппиус, встретившись с М. Г. Савиной через много лет после этого события, записала воспоминания выдающейся актрисы о Тургеневе и Полонском:

«Савина рассказывала неповторимо… С Тургеневым у них был когда-то „голубой“ роман. И до дня его смерти не прекращалась переписка. Савина рассказывала нам о его последних годах:

— А когда он написал „Песнь торжествующей любви“ — я как раз гостила у него в Спасском-Лутовинове. И Яков Петрович Полонский тоже, они ведь были большими приятелями. Иван Сергеевич предложил нам прослушать только что оконченную вещь. Это и была „Песнь торжествующей любви“. Читал вечером, на балконе, при свечах. Было самое начало лета, всё цвело, и к ночи, тихой и тёплой, сад особенно благоухал. Тургенев волновался, я чувствовала, что эта вещь ему дорога, у него даже голос звенел. Когда кончил — Полонский помолчал некоторое время, а потом встал и басом своим недовольно зарокотал: он-де ничего не понимает, и что это тут напущено… „Эта вещь тебе — нет, не удалась…“