Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

«Мы встретились впервые 9/21 сентября 1898 года — знаменательный и на всю жизнь не забытый день. До сих пор помню все до мелочей, и трудно говорить словами о том большом волнении, которое охватило меня и всех нас, актеров нового театра, при первой встрече с любимым писателем, имя которого мы, воспитанные Вл. И. Немировичем-Данченко, привыкли произносить с благоговением. Никогда не забуду ни той трепетной взволнованности, которая овладела мною еще накануне, когда я прочла записку Владимира Ивановича о том, что завтра, 9 сентября, А. П. Чехов будет у нас на репетиции „Чайки“, ни того необычайного состояния, в котором шла я в тот день в Охотничий клуб на Воздвиженке, где мы репетировали, пока не было готово здание нашего театра в Каретном ряду, ни того мгновения, когда я в первый раз стояла лицом к лицу с А. П. Чеховым.

Все мы были захвачены необыкновенно тонким обаянием его личности, его простоты, его неумения „учить“, „показывать“. Не знали, как и о чем говорить… И он смотрел на нас то улыбаясь, то вдруг необычайно серьезно, с каким-то смущением, пощипывая бородку и вскидывая пенсне и тут же внимательно разглядывая „античные“ урны, которые изготовлялись для спектакля „Антигоны“. <…>

И с этой встречи начал медленно затягиваться тонкий и сложный узел моей жизни».

Премьера чеховской «Чайки»

В тот день автор пьесы, Антон Павлович Чехов, не находил себе места от волнения. Волновалась и сама исполнительница главной роли Ольга Книппер. Волновался и Станиславский, хотя и подбадривал актрису, успокаивал Чехова.

Ольга Леонардовна Книппер вспоминала:

«17 декабря 1898 года мы играли „Чайку“ в первый раз. Наш маленький театр был не совсем полон. Мы уже сыграли и „Фёдора“ и „Шейлока“; хоть и хвалили нас, однако составилось мнение, что обстановка, костюмы необыкновенно жизненны, толпа играет исключительно, но… „актеров пока не видно“, хотя Москвин прекрасно и с большим успехом сыграл Фёдора. И вот идёт „Чайка“, в которой нет ни обстановки, ни костюмов — один актёр. Мы все точно готовились к атаке. Настроение было серьёзное, избегали говорить друг с другом, избегали смотреть в глаза, молчали, все насыщенные любовью к Чехову и к новому нашему молодому театру, точно боялись расплескать эти две любви, и несли мы их с каким-то счастьем, и страхом, и упованием. Владимир Иванович от волнения не входил даже в ложу весь первый акт, а бродил по коридору.

Первые два акта прошли… Мы ничего не понимали… Во время первого акта чувствовалось недоумение в зале, беспокойство, даже слышались протесты — всё казалось новым, неприемлемым: и темнота на сцене, и то, что актеры сидели спиной к публике, и сама пьеса. Ждали третьего акта… И вот по окончании его — тишина какие-то несколько секунд, и затем что-то случилось, точно плотину прорвало, мы сразу не поняли даже, что это было; и тут-то началось какое-то безумие, когда перестаешь чувствовать, что есть у тебя ноги, голова, тело… Все слилось в одно сумасшедшее ликование, зрительный зал и сцена были как бы одно, занавес не опускался, мы все стояли, как пьяные, слёзы текли у всех, мы обнимались, целовались, в публике звенели взволнованные голоса, говорившие что-то, требовавшие послать телеграмму в Ялту… И „Чайка“, и Чехов-драматург были реабилитированы. Чем же мы взяли? Актеры мы все, за исключением Станиславского и Вишневского, были неопытные, и не так уж прекрасно играли „Чайку“, но думается, что вот эти две любви — к Чехову и к нашему театру, которыми мы были полны до краёв и которые мы несли с таким счастьем и страхом на сцену, не могли не перелиться в души зрителей. Они-то и дали нам эту радость победы…»

Успех оказался ошеломляющим. В это трудно было сразу поверить. Чехов бросился в гримёрную Ольги Книппер, чтобы выразить свой восторг.

Ему ли было не понять, что триумф достигнут благодаря актрисе. Критика говорила, что Ольге Книппер удалось найти ту изюминку в главной героине, которую не увидела в ней талантливая и знаменитая уже в ту пору Комиссаржевская.

Ольге Леонардовне, по словам критиков, присуща была «аристократическая манера исполнения», которая и вызвала восторг у зрителей, большая часть которых происходила из аристократических кругов.

Немирович-Данченко тоже поздравил с успехом, мало того, он тут же отказался от Грибоедовской премии за свою пьесу «Цена жизни», попросив отдать её чеховской «Чайке», как более того достойной.

Ольга Леонардовна прочно заняла роль ведущей актрисы, деля её лишь с Марией Андреевой. Соперничество продолжалось.

Была и первая любовь

В начале XX века театр держался на таких актрисах, как Книппер-Чехова.

Ольга Леонардовна Книппер прожила долгую жизнь. Умерла она 22 марта 1959 года на 91-м году жизни.

Происходила она из обрусевшей немецкой семьи. Её отец Л. А. Леонард Книппер, подданный Пруссии, в то время работал инженером-технологом на Кокманском винокуренном заводе. (в селе Кокман, ныне в Красногорском районе Удмуртии).