Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Отец Владимира Ивановича Немировича-Данченко, подполковник Русской императорской армии, служил на Кавказе и там женился на армянке Александре Каспаровне Ягубян (1829–1914). Окончил с серебряной медалью Тифлисскую гимназию и поступил на физико-математический факультет Московского университета. Точные науки не привлекали, он перевёлся на юридический факультет, но и это оказалось чуждым ему делом. В 1879 году он бросил университет, потому что любимое дело пришло само собой ещё за два года до этого решения. В 1877 году состоялась первая публикация на театральную тему. А затем он стал постоянным автором критических статей в журналах «Будильник», «Артист», «Стрекоза», газетах «Русский курьер», «Новости дня». Одно время даже работал в газете.

В 1881 году его первую пьесу, «Шиповник», взял в свой репертуар Малый театр.

И вот эти два удивительных, талантливых человека взялись за создание театра, доступного для зрителей не только из числа богатеев. Владимир Иванович Немирович-Данченко обратился в Московскую городскую думу за субсидиями: «Москва, обладающая миллионным населением, из которого огромнейший процент состоит из людей рабочего класса, более, чем какой-нибудь из других городов, нуждается в общедоступных театрах».

Дума отказала. Тогда решено было обратиться к меценатам.

Театр был создан. Его директором-распорядителем стал В. И. Немирович-Данченко, директором и главным режиссёром — К. С. Станиславский.

Первый состав набрали из воспитанников драматического отделения Музыкально-драматического училища Московского филармонического общества. Подбирал В. И. Немирович-Данченко, который преподавал там.

Среди первых актёров были Иван Михайлович Москвин (1874–1946), ставший признанным мастером художественного слова (чтецом), театральным режиссёром, а после революции лауреатом двух Сталинских премий первой степени (1943, 1946), ровесница Ольги Книппер Маргарита Георгиевна Савицкая (1868–1911), которая в 1895 году вместе с ней поступила в Музыкально-драматическое училище Московского филармонического общества, после окончания которого в 1898 году была приглашена своим педагогом Вл. И. Немировичем-Данченко в только что основанную труппу МХТ. По её поводу Станиславский сказал: «Восхитительная. Выйдет толк… Пришел в восторг от её голоса и темперамента».

Константин Сергеевич Станиславский взял в труппу и Ольгу Книппер.

Будучи не только актёром, но и театральным режиссёром, педагогом и реформатором театра, Станиславский создал свою теорию сценического искусства, целью которой было достижение перевоплощения актёра в образ. Станиславский добивался того, чтобы актёры на сцене испытывали искренние переживания того героя, роль которого они играли, чтобы в буквальном смысле жили на сцене.

Школа Немировича-Данченко

Ольге Леонардовне повезло. Она стала ученицей великого режиссёра и талантливого педагога, а это залог успеха. Она в своих мемуарах рассказывала:

«Три года я пробыла в школе по классу Вл. И. Немировича-Данченко и А. А. Федотова, одновременно бегая по урокам, чтоб иметь возможность платить за учение и зарабатывать на жизнь. Зимой 1897/98 года я кончала курс драматической школы. Уже ходили неясные, волновавшие нас слухи о создании в Москве какого-то нового, „особенного“ театра; уже появлялась в стенах школы живописная фигура Станиславского с седыми волосами и черными бровями, и рядом с ним характерный силуэт Санина; уже смотрели они репетицию „Трактирщицы“, во время которой сладко замирало сердце от волнения; уже среди зимы учитель наш, Вл. И. Немирович-Данченко, говорил М. Г. Савицкой, мне и некоторым другим моим товарищам, что мы будем оставлены в этом театре, и мы бережно хранили эту тайну… И вот тянулась зима, надежда то крепла, то, казалось, совсем пропадала, пока шли переговоры… И уже наш третий курс волновался пьесой Чехова „Чайка“, уже заразил нас Владимир Иванович своей трепетной любовью к ней, и мы ходили неразлучно с жёлтым томиком Чехова, и читали, и перечитывали, и не понимали, как можно играть эту пьесу, но всё сильнее и глубже охватывала она наши души тонкой влюблённостью, словно это было предчувствие того, что в скором времени должно было так слиться с нашей жизнью и стать чем-то неотъемлемым, своим, родным».

Она даже предположить не могла, какие впереди перипетии ждут её, какие возникнут отношения с Антоном Павловичем. В воспоминаниях признавалась: