ления не попал. А о скандале, который разыгрался
в Доме печати, узнал от самого Александра Александро
вича на следующий день, когда мы встретились с ним на
Новинском бульваре. Блок пришел туда, как мы услови
лись. Он плохо выглядел и опять жаловался на усталость.
Блок рассказал, что из Политехнического музея его
на машине привезли в Дом печати. Там он был тепло
встречен, прочитал несколько стихотворений и собирался
уже уходить в Итальянское общество, где его ждало еще
одно, третье в этот вечер, выступление, как вдруг кто-то
из публики крикнул, что прочитанные им стихи мертвы.
Поднялся шум. Крикнувшему эти слова предложили
выйти на эстраду. Тот вышел и пытался повторить бро
шенные слова или объяснить их, но кругом было так
шумно, что невозможно было ничего разобрать. Друзья
Блока, опасаясь, что он может попасть в свалку, окру
жили его плотным кольцом, провели к выходу и всей
толпой проводили в Итальянское общество.
Казалось удивительным, что Блок рассказывал об
этом скандале с полным равнодушием. В его рассказе не
было даже намека на недовольство или раздражение,
будто скандал этот не имел к нему никакого отношения.
Больше того — когда я, возмущенный безобразной вы
ходкой, сказал что-то нелестное о выступившем, Алек
сандр Александрович взял его под защиту: он стал уве
рять меня, что человек этот прав.
— Я действительно стал мертвецом, я совсем пере
стал слышать.
Однако страшные слова, брошенные в адрес Блока в
Доме печати, не забылись им. Он не раз вспоминал их
потом, вспомнил их и в поезде, когда мы возвращались
в Петербург.
311
Хотя и на этот раз Блок оправдывал оскорбившего
«его человека, я почувствовал, что брошенные слова жесто
ко и больно ранили душу поэта. <...>
Блоку назвали фамилию автора недостойной выходки.
Ничего больше Блок о нем не знал.
Позднее мне удалось узнать, что этот озлобленный
завистник был жалким неудачником в литературе 9.
С каждым днем пребывания Александра Александро
вича в Москве самочувствие его ухудшалось: он все
чаще жаловался на слабость и усталость.
Однажды я откуда-то возвращался вместе с Блоком.
Мы шли от Арбатских ворот по Арбату — совсем неда
леко. Когда мы поравнялись с домом, в котором он оста
новился в этот приезд, он сказал, что едва дошел — так
устал, что не знает, хватит ли ему сил дойти до лест
ницы и подняться до квартиры. Я проводил его и ушел
в надежде, что за ночь он отдохнет и усталость пройдет.
Но когда утром на следующий день я зашел за ним и
спросил его о самочувствии, он сказал, что, должно
быть, серьезно болен: усталость и боли в ногах не прохо
дят и не дают покоя. Надо бы ехать домой, но друзья
советуют ему показаться хорошему кремлевскому врачу.
Делясь в дороге своими впечатлениями о поездке,
Блок сказал, что, в общем, он остался доволен приемом
москвичей, встречей с друзьями, и даже скандал в Доме
печати внес, по его словам, некоторое разнообразие.
Неожиданным было для меня сообщение Александра
Александровича, что материальный результат этой тя
желой поездки оказался ничтожным, и если бы не
друзья, которые добились в театре аванса за пьесу
«Роза и Крест», было бы совсем плохо.
ПОСЛЕДНИЕ МЕСЯЦЫ ЖИЗНИ БЛОКА
На следующий день по приезде домой я с волнением
шел на Офицерскую навестить больного; думал, что за
стану Блока в постели. Но как приятно я был поражен,
когда дверь мне открыл сам Александр Александрович!
Подтянутый, как всегда, выбритый, с веселой улыбкой.
Весь вид его говорил о том, что он рад, что вернулся
наконец домой. Одна мелочь бросилась мне в глаза —
на нем не было галстука и верхняя пуговица рубашки
была расстегнута. По моим наблюдениям, такая «воль-
312
ность» в одежде обычно совпадала с хорошим настрое
нием поэта.
От болезни будто и следа не осталось.
Был яркий, солнечный день. В комнате Блока, где
каждая вещь твердо знала свое место и где всегда ца
рил строгий, привычный порядок, я заметил, вернее,
почувствовал, что на этот раз порядок в чем-то нарушен;
но где и в чем именно, сразу не уловил.
На вопрос о здоровье Блок сказал, что хорошо отдох
нул, что дома чувствует себя куда лучше, но ноги еще
побаливают и поэтому выходить на улицу он воздержи
вается.
— Мама с тетей уехали на дачу в Лугу. Живем те
перь вдвоем с Любой.
И добавил:
— Занимаюсь разбором книг, оставшихся после про
дажи.
Тут только я заметил, что большой книжный шкаф,
стоявший у окна, раскрыт и объемистая пачка книг ле
жит на нижней, выступающей части шкафа.
Александр Александрович пригласил меня к шкафу,
сказал, что с утра занимается книгами, и предложил,
если у меня есть время и желание, продолжить вместе
с ним эту работу. Он обещал показать кое-какие книги,
которые могут меня заинтересовать.
Перебирая книгу за книгой, на некоторых он оста
навливался дольше, рассказывал, чем они ему памятны.
Эти рассказы Блока о книгах походили больше на воспо
минания: Александр Александрович попутно касался и
людей, которые приходили на память в связи с той или
иной книгой, или обстоятельств, при которых книга
была приобретена.
Зная мое пристрастие к редкой антикварной и ил
люстрированной книге, Александр Александрович обра