Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

если ей ясно, что законы королевской власти обязатель­

ны и для нее, то она по-иному отнесется и к обвине­

ниям супруга».

«А вы з н а е т е , — сказала я, — что Станиславский, на­

верное, так же объяснил бы эту сцену».

«Вот видите, как плодотворно было для меня обще­

ние со С т а н и с л а в с к и м » , — ответил Блок.

С этой же точки зрения интересно толкование Блоком

образа Дон Карлоса. Блок считал, что для «жалкого не­

удачника», каким себя видел Дон Карлос, Поза является

источником жизни, веры в себя, что в общении с Позой

Дон Карлос ищет для себя «жизненную опору». Другими

терминами, но Блок, собственно, говорил о том же,

о чем говорил и С т а н и с л а в с к и й , — «о природе чувства»,

о внутреннем мире человека, где рождается чувство, о

той невидимой пружине, которая руководит внешним

поведением человека.

Критические замечания Блока, высказываемые им в

адрес исполнителей-актеров, были всегда обдуманны,

обоснованны и профессиональны. Завидев Блока сидя­

щим на спектакле в партере или в боковой режиссерской

ложе, мы знали, как внимательно он следит за нами,

и всегда ждали антракта, чтобы поговорить с ним об

его впечатлениях. От его зоркого глаза ничто не усколь­

зало.

343

Как-то на одном из спектаклей «Рваного плаща» я

чувствовала себя нездоровой и играла неровно. Блок

пришел ко мне за кулисы.

— Что с вами?

— Нездоровится. А что, заметно? — тревожно спро­

сила я.

— Мне з а м е т н о , — сказал Б л о к . — Движения рук вя­

лые, нечеткие. Пластический образ Сильвии нарушен.

В другой раз на спектакле «Дон Карлос», когда было

особенно холодно (театр не отапливался), Блок вошел в

антракте ко мне в уборную.

— Что, холодно? — сочувственно спросил он.

— Ужасно! (По роли на мне было открытое платье.)

— Надо придумать какую-нибудь деталь в к о с т ю м е , —

сказал Б л о к . — Я смотрю на вас и беспокоюсь, чтобы вы

не простудились, а для зрителя важно другое: вы раз­

рушаете иллюзию: действие происходит в знойной Испа­

нии, в садах Аранжуэца, резиденции короля, а вы дро­

жите. Я поговорю со Щуко.

Он в самом деле поговорил с художником Щуко, и

на следующем спектакле тот предложил мне надеть гор­

ностаевую накидку, спасавшую меня от холода.

Далеко не все было гладко в бытовой жизни нашего

театра в те годы. Большой драматический театр поме­

щался в здании Консерватории. Огромное помещение не

отапливалось. Репетировали в шубах, валенках, шапках.

На репетициях горела только дежурная лампочка, свет

давался в театр только вечером. Уборные актеров обогре­

вались электрическими плитками, замерзший грим разо­

гревался на огарке свечи, в антрактах пили кипяток,

чтобы согреться самим и согреть остуженное горло. Было

и холодно и голодно. Паек, который выдавали нам в

театре, был скуден — плохо выпеченный хлеб и сушеная

вобла.

Мы жили тревожной и напряженной жизнью. В теат­

ре на доске вывешивались ежедневные сводки о наступ­

лении Колчака, Деникина, Юденича, пытавшихся зажать

Россию в смертельное кольцо. Все чаще давались спек­

такли для уходящих на фронт бойцов Красной Армии.

Блок неизменно присутствовал на всех репетициях и

спектаклях. Новый зритель — вот что волновало и инте­

ресовало его. Он наблюдал лица людей, впервые пришед­

ших в театр, изучал реакцию зрительного зала и в ан­

трактах приходил за кулисы оживленный, полный веры

344

в то, что театр на правильном пути, что выбор пьес

оправдал себя.

Учитывая трудные условия, в которых нам приходи­

лось работать, он веселой шуткой, дружеским словом

старался скрашивать трудности и неприглядность нашего

быта. Помню, как, стоя в очереди за пайком рядом

с Блоком, я сказала: «До чего же есть хочется, не могу

равнодушно смотреть на хлеб». И вдруг реплика Блока:

«Так ведь через минуту хлеб будет у вас. Зачем меч­

тать, когда реальность налицо?»

Зная, что я живу далеко от Консерватории, Блок все­

гда заботливо осведомлялся, есть ли у меня спутники,

Иногда вызывался меня проводить. Спектакли кончались

поздно (рабочих было мало, декорации подчас ставили

сами актеры). Для хождения по улице ночью требовался

пропуск. Я жила на бывшей Пантелеймоновской, теперь

улице Пестеля. Путь наш лежал по Садовой. Мы шли с

Блоком от патруля к патрулю. Темные силуэты домов,

под ногами сугробы, провалы. Дорогу освещает малень­

кий карманный фонарик Блока.

— Зачем, зачем во мрак небытия меня влекут судьбы

удары! — проговорила я, проваливаясь по колена в раз­

мытую дождями яму на мостовой.

— Откуда это? — спросил Александр Александрович.

— Ваши стихи.

— Не знаю. Ничего подобного никогда не писал. Де­

кадентщина какая-то 8.

Он весело смеется: «Вот они, эти «путешествия в

н е и з в е с т н о е » , — свои стихи забыл». И, подтрунивая надо

мной, начинает развивать тему развенчанной королевы,

шагающей во тьме, в грязи, сопровождаемой только бед­

ным поэтом.

Его импровизации на несоответствие моих сценических

образов с бытовыми неполадками доставляли мне много

веселых минут. Случалось, что в антрактах актеры,

услышав голос Блока в моей уборной, заходили, чтобы

посмеяться вместе с нами какой-нибудь его новой

выдумке.

При открытии театра его руководители пытались най­