Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

ти также форму общения с пришедшим в театр новым

зрителем, которая облегчила бы доходчивость спектакля.

Эту задачу взял на себя Блок.

Запомнились его выступления перед бойцами Красной

Армии 9. То были дни похода Юденича на Петроград.

345

Город жил лихорадочной жизнью. Утром, идя на репе­

тицию, мы прислушивались к гулким раскатам отдален­

ной канонады. Спектакли шли для бойцов, уходящих на

фронт. Первым таким спектаклем был «Дон Карлос»

Шиллера. Мы, актеры, занятые в спектакле, толпимся

у закрытого занавеса. В маленькое отверстие, проделан­

ное в занавесе, виден зрительный зал. С непередаваемым

чувством волнения смотрим мы на наших защитников —

бойцов Красной Армии. Блок волнуется не меньше на­

шего. Он бледен, молчалив. В руке исписанный листок

бумаги. Блок ежеминутно заглядывает в него и шепчет

что-то про себя.

Вот он вышел за занавес. Гул в зале понемногу смол­

кает. Мы слышим глуховатый, взволнованный голос. Блок

говорит о Шиллере, авторе пьесы. «Юноша-мечтатель с

возвышенной душой» был близок Блоку-поэту, и говорил

он о Шиллере горячо и вдохновенно.

Велико было значение этих блоковских выступлений.

Они воспитывали зрителя в понимании искусства как

проводника высоких идей и чувств, вселяли веру в их

незыблемость. Людей, только что переживших грозные

дни свержения самодержавия, слова Блока вдохновляли

на новые революционные подвиги.

Удивительны были и для нас, знавших Блока, эти

выступления перед зрителем. Не снижая яркости и силы

выражения, он в рассказах о героях пьес находил про­

стые, ясные, но впечатляющие слова. Отражение их

подвигов Блок видел в действиях людей сегодняшнего

дня. И говорил ли Блок о маркизе Позе, о Карле Мооре

в «Разбойниках» или о юном поэте из пьесы «Рваный

плащ» Сема Бенелли, он объединял их как людей, охва­

ченных одним высоким чувством гражданского долга, от­

дающих свою жизнь во имя блага человечества.

Переделать мир, чтобы в нем не было места угнете­

нию и насилию, водворить в мире справедливость — вот

о чем мечтает Карл Моор, герой пьесы «Разбойники».

Жесток и горек его жизненный путь, говорил Блок, он

гибнет, но, пока жив в человеке дух борьбы и ненависти

к тиранам, вдохновенные слова, которые Шиллер вложил

в уста своего героя, не умрут.

Страстным, непримиримым протестом против бездар­

ных тупиц, мнящих себя поэтами, было проникнуто вы­

ступление Блока перед спектаклем «Рваный плащ» Сема

Бенелли. Образ поэта из народа любовно, с глубоким

346

сочувствием был обрисован Блоком. Радость, утешение

бедным людям нес юный поэт своими прекрасными сти­

хами. Кучка негодяев, завидующих его славе, убила его.

Гневным обвинительным приговором прозвучали слова

Блока убийцам всего светлого и прекрасного.

Среди писем, получаемых театром от зрителей, немало

слов благодарности было направлено по адресу Блока.

Блок никогда не поддавался мрачным настроениям,

порождаемым неизбежными в то время житейскими невз­

годами. Напротив, он старался как-то рассеять эти на­

строения, показывая пример удивительной выдержки.

Как-то на репетиции я обратила внимание на измучен­

ное, бледное лицо Блока.

— Александр Александрович, что с вами? Вы больны?

— Ничего о с о б е н н о г о , — спокойно ответил Б л о к . —

Не спал ночь. Комнату, где была моя библиотека, заня­

ли моряки, книги мешали им разместиться, и я всю ночь

переносил их в другую комнату.

Никогда я не слышала от Блока сожаления но поводу

утерянных им удобств жизни. Говоря о Шахматове, лю­

бимом имении, где прошли его детство и юность, он

вспоминал только о красотах природы и о радости обще­

ния с ней.

Часто после репетиций мы с Блоком бродили по го­

роду. Из Консерватории мы шли по набережной Мойки

к Новой Голландии, одному из любимых Блоком мест,

особенно живописном в убранстве осенней листвы. Потом

выходили к Неве «дышать влагой и ветром».

Мало сказать, что Блок любил природу. Он не мог

жить вне общения с ней. Он пользовался каждым сво­

бодным днем, чтобы уезжать за город. Чаще всего он

ездил на Лахту; по его словам, он находил в ней своеоб­

разную прелесть. Не в характере Блока были чрезмер­

ные выражения чувств, но малейшие впечатления отра­

жались на его лице. В созерцании природы лицо его

становилось мудрым и прекрасным.

Блок часто возвращался к мысли, что пронесшиеся

революционные годы изменили лица людей. Однажды

для какого-то журнала понадобилась фотография всего

коллектива театра. Мы собрались в декорационной ма­

стерской. Вся наша группа была ярко освещена падав­

шими со стеклянного потолка лучами зимнего солнца.

Я сидела рядом с Блоком. Он вдумчиво оглядел лица

собравшихся и тихо сказал мне: «Смотрите, наши лица

347

совсем другие, они опалены великим пламенем револю­

ции. Душевный мир человека стал иным».

Не раз хотелось мне спросить Блока, почему он боль­

ше не пишет стихов.

Однажды я сказала:

— Вот вы часто говорите нам о новом облике худож­

ника, о том, что мысли и чувства его должны быть вы­

соки и благородны; но ведь нужны и слова. Мы ждем их

от вас, поэтов, писателей. А вы молчите.

Сказала и пожалела: так омрачилось лицо Блока.

— Надо ж д а т ь , — после минуты молчания сказал он. —