Алтарь времени

«Как? – услышал Штернберг мысли парня. – А если не вернётесь?..»

Штернберг взял Хайнца за плечи и слегка встряхнул:

– Вернусь, в любом случае. Ты же знаешь, я всегда возвращаюсь. Выше нос!

Бледное лицо семнадцатилетнего мальчишки, его вымученная улыбка, отчаянный вопрос в глазах – «Что с нами будет?» – мгновенный снимок, сделанный зоркой и жестокой памятью. Помнится, однажды, ещё в Фюрстенштайне, Хайнц в очередной раз заговорил о концлагерях и обронил такие слова: «Мне стыдно быть немцем». Штернберг тогда ничего ему не ответил. А что было отвечать? «Мне тоже

»?

Издалека, с холма, сквозь сосновые ветви, Штернберг посмотрел на Зонненштайн: с такого расстояния было и не разобрать, где древние камни, а где построенные по новейшим технологиям бетонные сооружения; все элементы, лаконичные и завершённые, слились в нечто нерасторжимое и по-своему прекрасное, как храм мёртвых богов на пустынной планете. Скала тоже была частью этого комплекса – теперь самого уязвимого места в ткани Времени. За брезентовым навесом, прикрывшим центр площади, не было видно ни излучателя, ни трёхмерной криптограммы… Хотя нет. Тускло блестели казавшиеся отсюда очень хрупкими витки спирально разворачивавшейся вокруг брезентового кокона диковинной протяжённой конструкции – двойной спирали. И даже при взгляде издали, как всякий раз, когда он смотрел на это своё воплощённое изобретение, Штернберг поёжился от необъяснимого гадливого стыда на грани ужаса. Словно он сам стоял там, на площади, вернее, рабски распластался перед пародией на алтарь, каковым и служил задрапированный брезентом излучатель. Лежал ничком, безоружный и обнажённый, и готов был смиренно терпеть самые немыслимые и мерзостные вещи, какие только возможно сделать с человеком…

Штернберга передёрнуло.

– Тебе, должно быть, неведом страх, – прошептал он. – Только вечное движение и вечный порядок. Или я ошибаюсь? Не вечный? Ты ведь тоже боишься, правда? По-своему… Боишься язвы безвременья, боишься пустоты. Ты ведь потому и решила, что я тебе нужен… – Штернберг привык уже обращаться к непознаваемому и необъятному, представляя перед собой льдистые глаза снежноволосой женщины. Впрочем, что бы он ни воображал (так, должно быть, первобытные люди персонифицировали силы природы), Время – die Zeit – женского рода…

* * *

Теперь Вайшенфельд – в телефонном разговоре Штернбергу удалось выяснить, что недомерка видели там. Уточнить бы у своего заместителя, Валленштайна, но его телефон по-прежнему не отвечал.

Уже затемно, бессчётное количество раз застряв в заторах на дорогах, наконец, прибыли на место. Тёмное время суток в любом городе теперь казалось особенно гнетущим из-за светомаскировки. Хотя в Вайшенфельде всё было прозаичнее: опять не было электричества, а генераторы в гостинице не запускали из-за полного отсутствия топлива. В комнатах горели парафиновые свечи-таблетки, и сквозь полутьму плыли, кренясь на ходу, невменяемые от усталости врачи в марлевых повязках: гостиница сотрудников «Аненербе» превратилась в форменный лазарет. Штернберг повязал платок вокруг рта и носа и пошёл искать Валленштайна. Сумрачные комнаты, кровати и кушетки с кашляющими или храпящими людьми – словно мутный пьяный сон. Скажи кто Штернбергу год назад, что вот так бесславно закончит своё существование его научный отдел, – он не поверил бы.

Он шумным призраком шарахался по номерам, в которых все двери почему-то стояли нараспашку и вообще было слишком много народу, вездесущие женщины с детьми – к сотрудникам «Аненербе» подселили беженцев. Спотыкался о стулья, корзины, чемоданы и какую-то гремящую посуду – кажется, ночные горшки. В кромешно-чёрном закуте, где ощутимо пованивало экскрементами, с размаху налетел на чью-то кушетку и выругался. Внизу жалобно заохали. Штернберг не видел лица человека, но чувствовал, что тот серьёзно болен.

– Какого чёрта вам тут понадобилось, уважаемый? – просипели из кушетки. – Если вы ищете сортир, то его заперли на амбарный замок. После того, как там повесился один чёртов неврастеник.

– Вы из какого отдела? – спросил Штернберг, сделав попытку опознать неожиданного собеседника если не по голосу (бесполезно), то по ауре (тоже бесполезно, ауры у больного почти не осталось).

– Вы к кому, камрад? – Обитатель кушетки благополучно проигнорировал вопрос. – Вы вообще кто будете?

– Я ищу штурмбаннфюрера[26] Максимилиана Валленштайна, – раздражённо сказал Штернберг. – А моё имя – Альрих фон Штернберг…

– О, наш любимчик рейхсфюрера, – хищно обрадовался кушеточник и мерзенько подхихикнул. – Может, вы потрудитесь поинтересоваться у него, когда в эту чёртову дыру доставят обещанных ещё месяц назад чёртовых кур, потому что здесь, чёрт возьми, уже нечего жрать.

– А ну встать!!! – взревел Штернберг. – Имя! Звание!!!

Кушеточник не пошевелился, лишь с издёвкой произнёс:

– Вольфрам Зиверс, штандартенфюрер[27] СС. Управляющий «Аненербе». Вы не забыли, господин громовержец, что у вас ещё есть ваш непосредственный начальник? Может, мне отправить вас под арест?