А время шло. Дана раздумывала – не избавиться ли от серебряной цепочки с морионом, что, по словам Альриха, защищал её от слежки сенситивов (и, быть может, мешал Шрамму или его людям найти её), – вдруг тем самым она поможет Альриху, если тот её тоже ищет? Но полно, до неё ли ему сейчас? К тому же она боялась снимать амулет из суеверия: автоматическая ручка, украшенная маленьким бриллиантом, да эта подвеска с морионом – вот связующие нити между ней и тем, кого она так хотела видеть рядом. Пусть Эстер, говоря про души, всего лишь пересказала древнее еврейское поверье, в одном Дана была уверена точно: присутствие Альриха – единственное, что делает мир вокруг неё пригодным для жизни, более того, правильным и завершённым.
Острое, почти ранящее обаяние, ироничная улыбка, тёмная глубина голоса. Бездонная память, не всегда понятные шутки. Умные аристократичные руки, длинное жёсткое тело – наконец-то она перестала бояться беззастенчиво-откровенных мыслей на сей счёт. Альрих, это всё Альрих. Он ей очень нужен.
Но нужна ли она ему? Как сделать так, чтобы она была ему нужна?
Как-то поздним вечером Дана взяла на кухне несколько свечей и поднялась на тёмный чердак, в отгороженный закуток у окна, выходившего на огромную луну. В весьма специфических и наверняка запрещённых для граждан рейха книгах, которые выдавали курсантам в школе «Цет», Дане среди прочего встречались упоминания о приворотах, о любовных заклятьях. В конце концов, если когда-то Альрих ставил над её сознанием какие-то эксперименты, то почему бы ей самой не попробовать… С кухни Дана прихватила и остро заточенный нож. Лучше всего, как она читала, месячная кровь, но подойдёт и простая, из надреза на руке. Дана зажгла свечи, разделась донага и прижала кончик ножа к указательному пальцу. Луна пристально смотрела в окно, тишина укачивала в невесомых объятиях, и тело, казалось, становилось тоже невесомым, хотя Дана чувствовала себя как никогда телесным существом: сладостно зябли груди, а по животу растекалось тепло. Она поглядела на свою лунную тень, с узким торсом и широкими округлыми бёдрами. Опустила нож. Да зачем ей какие-то обряды? Зачем насилие над чужим духом? Если бы Альрих только увидел её сейчас – сам бы пришёл. Если б просто её увидел, где бы ни был. И с этим пожеланием Дана закружилась в лунном свете, в какой-то миг явственно ощутив на себе горячий взгляд из ниоткуда – на чердаке никого, кроме неё, не было.
Миновала неделя. Обысков не случалось; Дана и Эстер помогали фрау Даль по хозяйству и иногда отваживались выходить на улицу. В город всё прибывали беженцы, часть их шла дальше, в Пиллау. Дана вновь решила сделать попытку добраться до портового города, как ни боялась патрулей. На сей раз она начала собираться заранее, поблагодарила семью Даль, а Эстер на прощание сказала:
– Дай-ка руку.
Эстер протянула худую ладонь, Дана взяла её за пальцы.
– Я говорила, меня учили в специальной эсэсовской школе. Готовили для работы в тайных спецслужбах. Кое-чему я действительно научилась. Сейчас я расскажу тебе твоё будущее.
Кажется, Эстер испугалась. Дана сделала вид, что вглядывается в линии на ладони, хотя на них вовсе не смотрела.
– Когда война закончится, ты действительно найдёшь своего мужа. Он выживет в концлагере Аушвиц. Вы встретитесь через год после окончания войны. И у тебя, знаешь, будет долгая-долгая жизнь. У тебя будут дети, внуки, правнуки. И когда наступит новый век и люди давно забудут про то, что произошло на этих берегах, ты будешь среди тех немногих, кто напомнит. Про такое ведь нельзя забывать.
Эстер неуверенно улыбнулась, и Дана улыбнулась в ответ. Если люди действительно создают своими мыслями будущее – себе и друг другу, – то пусть она сейчас создала будущее Эстер, пусть оно будет именно таким.
Ещё ночью прекратился затянувшийся на несколько суток дождь, утром выглянуло солнце, и день казался подходящим для того, чтобы снова попытаться совершить задуманное. У Даны, правда, не было документов – её швейцарский паспорт забрал Шрамм, – но многие беженцы потеряли документы, и она надеялась, что это не станет препятствием. Она надела старое пальто, отданное ей фрау Даль. Переложила в его карман пистолет, что всё это время прятала на чердаке. Намотала на голову платок по самые глаза, взяла узел с хлебом и, сдержанно попрощавшись, выскользнула на улицу.