Алтарь времени

Когда-то давно, ещё учась в младших классах гимназии, Штернберг обнаружил на чердаке родительского дома журнал, в котором было что-то о гибели пассажирского лайнера «Титаник», и даже много лет спустя он помнил свои мучительные мальчишеские раздумья: окажись он среди пассажиров тонущего парохода, стал бы бороться за место на одной из малочисленных шлюпок? Несколько раз ему тогда даже кошмары снились. Те детские сны всегда заканчивались одинаково: Штернберг в конце концов просыпался от щемящего ужаса, так и не решив, стоит ли его жизнь дороже, чем жизни других. Но там, на палубе, он был один.

Теперь же, прижимая к себе Дану, он ни секунды не сомневался, как поступить.

Со всей силы врезался в толпу, вклинился в неё левым, раненым, плечом, не чувствуя боли. Щадил женщин, просто отталкивал локтем в сторону, а не желавшим посторониться мужчинам раздавал тумаки чемоданом или коленом. Он был выше и сильнее многих – да что там, всех, кто попадался сейчас на его пути, а его мундир окончательно отбивал у встречных охоту связываться с ним. Он уже видел, как небольшое рыболовное судно подошло к пирсу, заполненному людьми настолько, что то и дело кто-нибудь оступался с края и падал в воду. И вот теперь-то не осталось никаких приличий, никакого милосердия. Только право сильнейшего. Толпа ломилась к причалу, а Штернберг, прижимая к себе Дану, ломился сквозь толпу, как сквозь тростник.

– С дор-роги! Прочь!

Палуба рыбацкого судна – кажется, малого траулера, Штернберг совершенно не разбирался в типах судов, – заполнялась людьми, а он ещё даже не добрался до пирса. Спины, плечи… Штернберг уже без разбору расшвыривал окружающих, пробивая себе путь. Дана что-то кричала и, кажется, пыталась вырваться, он не слушал, лишь крепче прижимал её к себе онемевшей рукой. Доски причала – в толстой корке льда, что заскрежетала под его подбитыми железом подошвами сапог; раз он чуть не упал. Люди, чудилось, уже сами уступали ему дорогу, отшатываясь в страхе. Вот кто-то толкнул его в грудь – какой-то разъярённый мужчина, – а Штернберг в бешенстве сбросил его в воду. Полицейские, которые пытались навести хоть какое-то подобие порядка на пирсе и помогали выбраться из воды упавшим, предпочли не обратить на его поступок внимания. С траулера на причал были перекинуты хлипкие сходни. Только оказавшись рядом, Штернберг понял, что небольшое судёнышко заполняется отнюдь не так быстро, как ему казалось издали. Многие поворачивали от сходен обратно. Слишком многие. Вклинившись в некое подобие очереди, он увидел почему. Капитан судёнышка, по самые глаза заросший неохватной пегой бородой тип с совершенно пиратской наружностью, и его маленькая и столь же живописно-запущенная команда, не принимали во внимание ни документы, ни невесть на какой рейс взятые билеты, которые самые наивные пытались предъявить, ни специальные разрешения на эвакуацию. Ни чины. Ни деньги – пачку бумажных денег, что настойчиво пытался всучить хорошо одетый господин в пальто с меховым воротником, капитан в конце концов в раздражении швырнул за борт:

– Этот хлам скоро ничего не будет стоить! Его даже рыбы жрать не станут!

Команда судна в качестве оплаты за проезд принимала только золото, жемчуг и драгоценные камни. Беженцы, располагавшие драгоценностями, могли, сдав их бородачу, подняться на борт со своими семьями. Остальным ничего не оставалось, кроме как повернуть обратно в призрачной надежде, что команда следующего судна (когда оно ещё будет?) окажется менее жадной или более милосердной. Женщины снимали с себя серьги, кольца, цепочки. Кто-то доставал из потайных карманов ценности, припасённые как раз на такой – самый крайний – случай. Бородач-капитан оказался, ко всему прочему, до омерзения разборчив:

– Фрау, ваши серьги – сраное серебро, забирайте его обратно! А кольцо дутое. Дутое колечко за четверых, вашу мать, человек – да я уссался со смеху. Отходите, не задерживайте!

Стоявшая прямо перед Штернбергом сутулая бледноволосая женщина с тремя детьми отошла в сторону в глухом молчании, её слегка пошатывало.

– А у вас чего будет? Предъявляем, не задерживаем!

Штернберг поставил чемодан на доски, по другую сторону поставил Дану, прошипев ей в ухо яростным шёпотом:

– Держись за меня!

Расстегнул верхние пуговицы кителя, ослабил галстук, расстегнул ворот рубашки и снял амулет на массивной золотой цепи. Десятки отчаянно завидующих взглядов впились в большой золотой круг с изображением лучей-молний, посреди сумерек источавший, казалось, тёплое сияние, окутанный им, словно тончайшей светоносной вуалью.

Мутные глаза капитана разгорелись, как от солнечных бликов:

– Пойдёт! Проходите, господин офицер!

– Со мной эта девушка. – И тут Штернберга словно что-то кольнуло. – Та женщина и её трое детей – они тоже со мной.

– Нет уж! – озлобился капитан. – Платите за себя и свою семью или убирайтесь!