В первый раз за сегодняшний день Штернберг поднялся на холм, разделявший безымянную усадьбу и долину Зонненштайна, ещё когда едва рассвело, в сопровождении Хайнца. В усадьбу Штернберг с Даной добрались лишь поздним вечером. Штернберг отправил девушку спать, а сам всю ночь проговорил со своим ординарцем, всё это время вместе с несколькими другими солдатами державшим капище под наблюдением. Прочих солдат Штернберг отобрал из надёжных людей, охранявших жалкие остатки мюнхенского института тайных наук, переехавшего в Вайшенфельд. Командование полудесятком подчинённых, Штернберг отметил, пошло Хайнцу на пользу: парень подобрался, держался с достоинством, в его манерах исчезла некоторая детскость, прежде Штернберга порою раздражавшая. По словам Хайнца, на капище по-прежнему было спокойно. Очевидно, вопреки опасениям Штернберга, генерал Каммлер не изменил своего решения – дождаться американцев и сторговаться с ними. В этом обстоятельстве, разумеется, не было ничего хорошего, но оно давало Штернбергу самое ценное подспорье: время. С рассветом Штернберг и Хайнц поднялись на холм, с которого открывался вид на Зонненштайн.
– Те, внизу, знают, что мы за ними наблюдаем, – говорил Хайнц, пока петляли между частых сосен. – Они даже иногда ходят к нам в усадьбу уголь просить, когда у них заканчивается. Они-то там в бараках живут, с печурками. Завидуют.
– Надо полагать, они давно доложили о наблюдении, – усмехнулся Штернберг.
– Много раз докладывали. Они и сами нам об этом сказали, – улыбнулся в ответ Хайнц. – Да только у их командования, похоже, других забот полно. Во всяком случае, к нам никто не приезжал, ну, кроме деревенских, которые еду возят. Те, внизу, нас сначала за американских шпионов приняли. Я сказал, что мы от «Аненербе», вроде как наблюдение за комплексом ведём… А у них там внизу страшно. Уже двое пропали без вести. Те, кто за углём приходил, сказали – там, мол, камни людей едят…
Надо скорее заканчивать всё это, подумал Штернберг. Надо что-то делать с этой чёртовой штукой среди камней. Уничтожить её. Изобрести, наконец, какой-то план… Тут в голову пришёл закономерный вопрос, куда на время воплощения плана девать Дану. Прежде у Штернберга не было времени даже задуматься, что он будет делать после того, как найдёт её.
– Хайнц, я вчера не представил тебе свою спутницу. Её имя – Дана Заленская. Если мне придётся отлучиться из усадьбы, твоей первейшей задачей будет охранять её так, будто она – часть меня.
– Так точно, – отозвался Хайнц. – Фройляйн Дана… я сразу понял, командир. Вы говорили о ней раньше.
– Когда это? – не сдержался Штернберг, хотя уже знал ответ.
Хайнц замялся:
– Во время вашей болезни. В Фюрстенштайне.
– Что ж, тем лучше. Значит, тебе не нужно объяснять, что она значит для меня.
– Так точно…
По возвращении в усадьбу Штернберг слышал, как Хайнц выговаривает кому-то из подчинённых, чтобы тот «не пялился» на девушку, – потому как её появление вызвало среди солдат, нёсших службу в глухом лесу, известное оживление. В словах и модуляциях голоса свежеиспечённого командира отделения Штернберг с невольной ухмылкой узнавал свои собственные интонации и любимые словечки. Хотя и так было ясно, на кого равняется Хайнц… А Дану изрядно напугал полузаброшенный дом посреди леса, напугали солдаты, и она старалась не отходить от Штернберга ни на шаг.
Он давно хотел показать Дане Зонненштайн. Это было странно-навязчивое и ничем, в сущности, не мотивированное желание, сродни стремлению объясниться. Горько было из-за того, что священная долина и древние камни должны были предстать перед Даной изуродованными и осквернёнными, но Штернберг понимал, что другого шанса, скорее всего, не представится. Ещё ранним утром, пока они с Хайнцем в молчании спускались с холма, Штернберг обдумывал, как ему быть с Даной и со своими близкими, и к нему быстро пришло понимание неизбежности единственного разумного решения. Хайнц же (Штернберг слышал) думал о другом. Когда над деревьями показались каминные трубы усадьбы, он спросил:
– Как нам поступить с этой штуковиной, командир? Отбить её у тех? Вывезти? Спрятать? В Рабенхорсте поговаривают, здесь скоро будут американцы.
– Так, а о чём ещё поговаривают?
– Что мы окончательно проиграли войну… И ещё – что там, в долине, настоящее чудо-оружие, про которое говорят по радио.
И сразу – быстрый взгляд, смесь горечи и смутной надежды. Штернберг поморщился, когда уловил тональность мыслей идущего рядом. Чёрт возьми, на что ещё мальчишка надеется?
– Да, это оружие. Как с ним поступить? Очень просто. Уничтожить.
– Как?.. – оторопел Хайнц.
– Не знаю, – мрачно сказал Штернберг. – Пока не знаю.
– Там же ваша работа…
– Вот именно. Я лучше всех знаю, на что это устройство способно.
«Мы ведь можем отомстить противникам, хотя бы напоследок!» – скакнула рядом чужая мысль, мысль-звук, мысль-картина с вражескими солдатами, тонущими в пламени.
Штернберг резко остановился, Хайнц тоже встал – как споткнулся.