Штернберг замедлил шаг, помня, что в следующее же мгновение его может засечь один из патрулей, прочёсывающих окрестности, но не выдержал и снова побежал, хотя ноги уже едва держали его. Подъём холма показался как никогда крутым. Бежать уже не получалось, Штернберг шёл, хватая ртом воздух и держась за бок. Он чувствовал присутствие людей где-то неподалёку. Вот снова залаяла собака – и не дворняга, а вымуштрованная громкоголосая овчарка. Но Штернберг уже достиг вершины холма. В просветах между кронами сосен, что рядом с нежной лиственной зеленью казались седыми и древними, как камень, виднелось то сооружение, что археологи называли капищем – система гранитных отражателей, с бетонно-стальным сооружением посередине. По периметру прохаживались солдаты. Какие-то люди совещались у подножия вышки с металлической кабиной наверху, вынесенной за пределы комплекса, – поста управления? Находился ли среди тех людей генерал Каммлер?
Ещё несколько вышек – с пулемётами – были установлены на некотором удалении от капища.
Земля вновь дрогнула, и басовитый гул вылился из утробы холма, низкой зудящей дрожью отзываясь во внутренностях. От этого звука какой-то особенной, нестерпимой для нервов частоты волосы на макушке вставали дыбом.
Штернберг побежал вниз по склону холма, петляя между частыми соснами, задевая их грубые стволы плечами, цепляясь рукавами мундира. Мягкая от сухой хвои земля чуть оседала под ногами, иногда попадались округлые серые камни. Штернберг плохо представлял себе, что будет делать, когда доберётся до капища, – думал лишь о том, что ему надо миновать оцепление, пройти по площади комплекса до сооружения посередине, каким-то образом взобраться туда, где раньше находился жертвенник, – и оттуда, где его человеческая воля, сильная и слабая одновременно, будет многократно умножена, направить силу Времени на…
На уничтожение «Колокола». Иного не остаётся.
Что будет дальше – об этом Штернберг сейчас не задумывался.
Кто-то взбирался по узкой металлической лестнице в кабину управления. Солдаты стали отходить от комплекса, древняя гранитная площадь опустела. Лишь тонко, но заметно даже издалека блестели на солнце стальные полосы, свивавшиеся в двойную спираль-криптограмму, змеем свернувшуюся на площади. Штернберг знал: время там, на середине капища, внутри витков сложной металлической спирали, течёт по-особенному. Так, словно посреди площади находится человек. Он сам, вернее, его образ, его сведённая до символа копия, запись сути его земного существования. То, что превратит излучение «Колокола» в подобие живой воли… Но сумеет ли он потягаться с силой излучения чудовищной машины? Что, если излучатель включат на полную мощность раньше, чем он доберётся до центра площади? Перевесит ли его воля другую, бездушную, искусственную, но вполне уподобленную его собственному волеизъявлению, волю?
В эти мгновения он проклинал своё в муках созданное в нижнесилезском замке изобретение…
Вскоре поднявшиеся навстречу сосновые кроны скрыли Зонненштайн – Штернберг спускался к подножию холма.
Он бежал, оскальзываясь на ковре сухой хвои, спотыкаясь о камни и корни, и как никогда остро ощущал свою человеческую уязвимость, хрупкость тела, что может сразить одна-единственная пуля, своё одиночество перед лицом того, с чем ему предстояло встретиться. Никакого оружия – даже пистолета, даже ножа. Пропотевшая рубашка и мундир в сосновых иголках, с рукавами в трухе от сосновой коры.
Он бежал и представлял, что время для него течёт иначе – быстрее, чем для прочих. В лицо ударил холод межвременья, небо потемнело, рыже-серые стволы сосен стали полупрозрачными, будто отлитыми из цветного стекла. Вновь залаявшая где-то поблизости овчарка патрульных озадаченно умолкла – для всего мира вокруг Штернберг перестал существовать. Он упал на землю, проползая под ограждением из колючей проволоки, – и заметил, что ладони слишком глубоко погружаются в хвою, а подвернувшийся под руку камень показался мягким и каким-то