Алтарь времени

Несмотря на протесты Штернберга, Валленштайн достал из принесённого с собой портфеля бумагу, положил перед ним. Штернберг невольно скользнул взглядом по строчкам. «Реализация проекта полностью зависит от оберштурмбаннфюрера фон Штернберга, единственного, кто обладает нужной квалификацией в плане навыков обращения с различного рода тонкими энергиями, в частности с энергией Времени. Дальнейшая реализация проекта в отсутствие фон Штернберга не представляется возможной… Группенфюрер Каммлер присвоил этому проекту высочайший уровень срочности и определил его как “решающий для войны”…»

– «Решающий для войны» – определённо что-то новое, – пробормотал Штернберг. – Даже проекту «Зонненштайн» не присваивали такой категории…

– Про тайник с документами я тебе потом всё-таки расскажу, что бы ты там ни думал. Надо, чтобы про него знали хотя бы двое. На случай, если один погибнет. Там же будущее, в этих наших бумагах. Без нас наука придёт к самой идее подобных исследований хорошо если через сотню лет…

– Будущего нет.

– Приехали. Слушай, Альрих, я тебя просто не узнаю. Ладно, давай ещё выпьем, что ли.

И они выпили. Они пили скверный коньяк, и Штернберг думал о том, как же сильно они оба изменились за эти почти пять лет, что работали вместе. Нищий студент философского факультета, сын разорившегося аристократа, и прожигавший время в пирушках и баловавшийся спиритизмом молодой бездельник, сын промышленника, – вот с чего они начинали когда-то. Первый пришёл в СС и в «Аненербе» из-за воспалённых амбиций, второй – от праздности да из-за красивого мундира. Как сильно они изменились – и даже не за все эти годы, а за каких-то два с половиной месяца, пока не виделись. Штернберг сам-то едва узнавал себя в зеркалах – истощённого, по-арестантски стриженного типа с угловатым лицом, мрачными складками в углах жёсткого рта и вымороженным взглядом. Валленштайн, напротив, заметно располнел, гусарская его физиономия с рыжеватыми усами поистаскалась, расплылась, свежий румянец превратился в нездоровый багряный налёт. И была ещё поразительная новость: полтора месяца назад Валленштайн женился. Притом продолжал гулять по девкам.

– И как, жена до сих пор ничего не узнала? – приподнял бровь Штернберг.

– Давно всё узнала. – Валленштайн отвёл глаза. – Истерики устраивает. А ей волноваться нельзя, у нас с ней ребёнок будет. Мы ведь ещё задолго до свадьбы, сам понимаешь…

Штернберг молчал. У него в голове не укладывалось: как так, гуляка Валленштайн – и ребёнок. Война на пороге – а у Макса вот жена и будет ребёнок.

– Выходит, ты из-за этого женился? – спросил он наконец.

– Да нет же! Люблю я её, понимаешь? Вот люблю по-настоящему. И даже ребёнку рад. Хотя всегда терпеть не мог этих вопящих писунов, этих маленьких вонючих засранцев.

– А что ж тогда оргии устраиваешь?

– Просто не могу иначе, ну не могу, и всё тут. Натура у меня такая. Мне позарез надо разнообразие, азарт. Но люблю-то я только жену! А она этого не понимает.

– Угораздило же тебя, Макс, жениться.

– Это точно… Слушай, а ты чего так отощал? Прямо просвечиваешь. Вроде из тюрьмы не вчера вышел. На рентгене давно был? Смотри, с туберкулёзом не шутят.

Теперь уже Штернберг не знал, куда глаза девать. Меньше всего ему хотелось, чтобы Валленштайн догадался о его стыдном пристрастии.

Было к тому же у Штернберга печальное предчувствие, будто они сидят за выпивкой и разговаривают вполголоса в сумраке начавшегося за окном снегопада в последний раз. Возможно, причиной тому было тёмное и неотступное ощущение приближающейся катастрофы. А может, просто-напросто давала о себе знать жажда морфия.

Динкельсбюль

16 января 1945 года

Перед отъездом в Фюрстенштайн, где ему теперь, по приказу Каммлера, предстояло продолжить работу, Штернберг наконец-то получил разрешение генерала посетить Динкельсбюль, городок на юге Франконии. Именно там, в одном из домов на окраине, держали под охраной его близких.

По пути, откинувшись на заднем сиденье и отслеживая надписи на придорожных указателях, Штернберг мысленно корил себя за то, что до сих пор не сумел найти способа приехать в Динкельсбюль раньше, – но как ему теперь уйти от непрестанного контроля? Его продирало ужасом, едва он представлял, что могут сделать с его близкими за любую его попытку выйти из неповиновения. Корил себя и за то, что не сдержал данное доктору Керстену обещание заняться ментальной корректировкой Гиммлера. Хотя, по правде говоря, Штернберг не видел в этой затее никакого прока, не был уверен, что у него сейчас хватит сил, и, кроме того, не хотел рисковать.