Алый закат в Лейкхерсте

— Она соединяет нас с другой комнатой, где находятся мои работники.

Послышался шум, и в дверях показались четверо крепких парней в длинных льняных рубахах. Они бережно уложили Тешшуба на носилки и понесли к проёму в стене. Двери сошлись. Юноша почувствовал, что вся комната проваливается вниз. Двери снова раскрылись. В ослепительно белой зеркальной комнате его переложили на высокий стол. Зеркальные стены, отражающие друг друга, создавали иллюзию коридоров, уходящих в бесконечную даль. Ослепительная белизна света вспыхнула тысячью свечей и затмила окружающий мир. К лицу приставили какую-то чашку и велели подышать. Голова закружилась, мысли спутались. Последнее, что юноша увидел и запомнил — это доброе лицо мастера Филофеса в сияющем ореоле солнцеподобной лампы.

6

Официальная часть праздничной аудиенции у Солнцеподобного Семнехкары подходила к концу. Филофес внимательно наблюдал за поведением царствующего фараона Семнехкары и дворцовых вельмож.

— А теперь, дорогие гости, просим отобедать с Нами, — сказал жрец-распорядитель фараоновой кухни.

Обед проходил пышно. Многочисленные придворные, управляющие царским хозяйством министры, жрецы бога Амона, дворцовая знать и заморские гости расселись согласно придворному этикету и пожеланиям молодого царя. Слева и справа от царя важно восседали государственные сановники Нисутнефер и Упемнефрет. Они занимали прежние должности, как и при ушедшем Эхнатоне. «Да, правители меняются, а королевская рать остается!» — отметил про себя Великий Ясновидец. Хранитель ведомостей обоих Домов, Усеркаф, сыто улыбался и пришлёпывал жирными губами, когда хвастался соседям по столу о своих успехах при очередной переписи имущества Владыки, установившем законы. Управляющий государственной казной Хаэмхет, от которого сбежал раб Тешшуб, приготовил царю отчёт о последнем богатом урожае, собранном на полях египетской державы, присоединившей и покорённые страны. Филофес всегда недолюбливал этого тощего сладкоголосого выскочку и подхалима, однако открыто не связывался с ним.

Египетская знать, находившаяся сейчас в «Замке ликования», роскошествовала и веселилась. Одни музыканты сменяли других: арфистки — гусляров, девушки с лютнями уступали место юношам с двойными дудками, а последние, уходя со сцены, призывали скоморохов и карликов. Подвыпившие гости начинали спорить друг с другом о влиянии Египта на северные и южные страны. Горбоносый правитель среднеегипетского города Понополь намертво сцепился с заведующим быками Бога Мина. Он громко возражал противнику:

— Неубедительно звучит, друг мой. Докажите, будьте любезны.

Они громко сопели, много пили, удовлетворённо крякали, ожесточенно спорили. Жара свирепствовала, несмотря на бойкие движения опахалоносцев. Обед и увеселения были в самом разгаре, когда кто-то шепнул на ухо Филофесу:

— Великий Ясновидец, не оборачивайся, выйди из-за стола и пройди в жёлтую залу.

Жрец вздохнул и нехотя поспешил. Фараон отпустил слуг, выказывая жрецу высокое доверие. Однако Филофес не сомневался, — за колоннами или в нишах прячутся Его телохранители.

— Жрец Аменхотеп, ты можешь начать рассказ о Великом Ху.

Жрец вытер руки о подол тоги, взял недолгую паузу и морально настроился на певческий лад.

— Это случилось давным-давно, Его Солнцеподобие, жизнь, здоровье, сила. В те времена при дворе правителя Мины не держали летописцев. На сырых глиняных плитах предшественники записывали лишь важное. Однажды я раскопал старую клинописную плиту. Часть её откололась раньше и разбилась, сокрыв от нас начало. Где-то текст оказался запорченным, а то, что написал первый летописец, — туманно и не всегда понятно. Кое-что можно принять за метафору, что-то — за аллегорию, что-то — за чистейший вымысел. В тексте упоминалось о послании потомкам в засекреченном папирусе с указанием места его хранения, которое было сложно зашифровано. Ключ к шифру оказался утерян, но я не останавливался в поисках и долго разгадывал этот древний ребус. И вот как-то раз...

В этом месте толстяк икнул и виновато посмотрел на правителя. Солнцеподобный лик не выразил неудовольствия, ибо ничего не заметил.

— Мы сгораем от нетерпения, жрец. Твои слова разжигают Наше любопытство.

— Двадцать лет тому назад, когда у меня на голове росла кучерявая шевелюра, и мне приходилось её регулярно брить, а сам я имел стройную фигуру, был молод и полон сил, я намеревался пройти все степени посвящения в Верховные жрецы в храмах Ра и Атона. Дни и ночи я проводил в Александрийской библиотеке в Верхнем Египте, и вот однажды меня осенило, и я понял, где надо искать. В подземном хранилище в ладье Осириса мне попался свиток...

7

...Папирус, покрытый толстым слоем многовековой пыли, был аккуратно перевязан шёлковой верёвкой. На её узлах крепко сидела илистая печать со знаком Великого Ху. Филофес стёр пыль и взломал печать. Манускрипт имел длину сорок локтей. С тех пор, как его написали, египетская письменность превратилась в иератическое письмо. Жрецу составило большого труда расшифровать знаки и иероглифы, вышедшие из употребления.