Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США

В 1915 году профессор психологии Гарвардского университета и правовед Уильям Марстон[28] изобрел прибор, определяющий ложь по показаниям систолического кровяного давления, — первый шаг на пути к современному полиграфу. Однако давление измерялось с перерывами, что не давало особенных результатов во время полицейских допросов.

Марстон интересовался наукой, но его манил Голливуд. Вскоре он придумал супергероя женского пола — Чудо-женщину, которая с помощью Лассо истины заставляет преступников говорить правду^{155}. Марстону оставалось лишь мечтать о подобном секретном оружии. И в 1921 году Джон Ларсон усовершенствовал прибор Марстона. Ларсон обратился на кафедру физиологии Калифорнийского университета в Беркли с просьбой о создании новой машины, которая будет постоянно (а не с перерывами) измерять давление, а также сердечный ритм и дыхание. Ларсон с коллегами предполагали, что эти данные помогут выявить лживые высказывания испытуемых. Молодой ученый назвал свое изобретение «кардио-пневмо-психограф», но Август Фольмер в интервью с журналистами дал более короткое название — «детектор лжи».

К концу лета 1921 года Ларсон собрал переносную версию машины, которая умещалась на доске для резки хлеба; вскоре они с Фольмером отправились в Редвуд-Сити, что в шестидесяти километрах южнее Беркли, для первого испытания прибора на подозреваемом в убийстве. За полчаса Ларсон установил аппаратуру, а затем Уильяма Хайтауэра усадили на деревянный стул и велели положить руку на стол. Техасец едва держался на ногах — последние несколько дней он почти не ел и не спал. Его чуть ли не каждый день таскали на допросы.

Пресса объявила техасца виновным еще до суда. «Полиция постепенно придает огласке историю Хайтауэра», — сообщали газеты. Бандиты Редвуд-Сити объявили, что готовы убить Хайтауэра в отместку за гибель отца Хеслина. А стражи порядка тем временем изо всех сил старались не допустить расправы над подозреваемым до суда. «Когда полиция сочтет возможным, его тайно вывезут из города. Мы не допустим линчевания!»^{156} — заявил окружной прокурор.

Позиция защиты основывалась на словах пары свидетелей. И соседка отца Хеслина, и экономка описывали похитителя как невысокого смуглого иностранца, а не долговязого техасца. Но теперь обе женщины вдруг изменили свои показания — они обе сказали, что ошибались. Экономка отца Хеслина, Мэри Вендел, даже устроила небольшую сцену, увидев Хайтауэра в тюрьме.

— О боже! Это он! — закричала она. — Вот кто увез отца Хеслина! Лицо, весь облик! О, я…^{157}

На полуслове экономка упала в обморок. Хайтауэр непонимающе смотрел на распростертое перед ним бесчувственное тело. На показания Вендел полагаться было нельзя, что, конечно, понимали бы сегодняшние адвокаты.

По данным «Инносенс проджект», некоммерческой правовой организации, помогающей освободить невинно осужденных, ошибочное свидетельское опознание — основная причина вынесения незаслуженных приговоров^{158}. Следователей сбивают с толку ненадежные опознания или свидетели, которые преднамеренно указывают на невиновного человека или даже на того, кто и сам пострадал от действий преступника, — например, на раненого в жестокой перестрелке. Несмотря на доказанный факт, что традиционные линейки из выстроившихся в ряд подозреваемых дают ненадежные результаты, свидетельское опознание до сих пор служит при расследовании преступлений самым частым доказательством. В случае Уильяма Хайтауэра ценное время было упущено из-за этнических предрассудков ненадежных свидетелей.

Хайтауэр, осунувшийся и нервозный, что-то бессвязно лепетал полицейским и репортерам. Рассказывал, как его в детстве пороли, потом вдруг вспоминал о своих творческих муках во время сочинения музыкальной лирики.

«У меня голова пухнет от мыслей. Кажется, она вот-вот взорвется. Неужели я схожу с ума?»^{159} — признавался Хайтауэр охраннику.

На следующий день техасец сказал окружному прокурору с отчаянием в голосе: «Я больше не могу. И плевать, что будет. Мне всю жизнь не везет»^{160}.

Той же ночью Хайтауэра усадили на неудобный деревянный стул^{161}

. Он взглянул на двух молодых людей, а затем на странное устройство, рядом с которым они стояли. Аппарат был оснащен проводами, стеклянной колбой и парой игл, расположенных над широкой лентой закопченной бумаги. Грудь Хайтауэра плотно стягивали резиновые шланги, левую руку повыше локтя обхватывала манжета. Филипс Эдсон, помощник Ларсона, включил почерневшими от закопченной бумаги пальцами несколько тумблеров. Склонившись над Хайтауэром, Эдсон прижал к правой руке техасца стетоскоп. Иглы царапали бумагу, которая прокручивалась на двух деревянных валиках, и на черном фоне появлялись непонятные узоры. В течение часового допроса устройство непрерывно выдавало показатели.

Хайтауэр произносил все ответы спокойно, и тут Джон Ларсон задал самый главный вопрос:

— Вы убили отца Хеслина?

— Нет.

В голосе Хайтауэра звучала уверенность, но показатели аппарата^{162} свидетельствовали об обратном. Линии на ленте бешено задергались.