Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США

«Подозреваемый скрывал важные факты по каждому ключевому вопросу, — позже заявил Ларсон репортерам. — Всякий раз, когда задавались критические вопросы, у Хайтауэра отмечалось значимое увеличение кровяного давления, ускорение и нестабильность других показателей»^{163}.

Август Фольмер назвал испытание на полиграфе «безотказным». «Обыкновенное смущение или страх дают иную картину^{164}, — пояснялось в одной газетной статье. — Полиция Беркли утверждает, что ошибки практически исключены». Однако это было не так.

Даже в 1920-х проницательные судьи подозревали, что изобретение Ларсона далеко не идеально. Всего лишь два года спустя, в 1923 году, Верховный суд страны рассматривал громкое дело «Фрай против США», в котором подозреваемый в убийстве пытался привлечь показания полиграфа в качестве доказательства своей невиновности. Суд вынес решение не в пользу подозреваемого, мотивируя тем, что испытания на полиграфе не пользуются «безоговорочным доверием в научном сообществе»^{165}. Устройство не может быть допущено к использованию в суде, поскольку не изучено экспертами, недостаточно апробировано на практике, а также неизвестен размер его погрешности.

Решение Верховного суда действовало семьдесят лет. А с 1993 года все результаты криминалистической экспертизы, включая испытания на полиграфе, получили право рассматриваться в федеральных судах, если удовлетворяют так называемому стандарту Дауберта. Для подтверждения надежности той или иной криминалистической процедуры следует доказать, что «логика и методология исследования научно обоснована и может должным образом применяться к рассматриваемым фактам»^{166}. Кроме того, эксперт-криминалист должен иметь достаточную квалификацию для применения данной процедуры.

Современные ученые пришли к выводу, что на сердечный ритм и дыхание влияют слишком много факторов — например, душевное расстройство или прием определенных препаратов. И невозможно четко разграничить смущение, страх или панику. Август Фольмер ошибался, но все же с тех пор, как в 1921 году он внедрил использование полиграфа, это устройство применялось в бесчисленном множестве уголовных дел, в том числе и федерального уровня^{167}

. И сегодня масса невинных людей томится в тюрьмах лишь потому, что один хороший полицейский дал добро на использование лженаучного достижения.

«Виновен!» — заключили в 1921 году операторы устройства, подсоединенного к Уильяму Хайтауэру. По возвращении в камеру бедняга разразился горькими рыданиями. Результат допроса не удивил Оскара. Ученый знал, что Август Фольмер (и наука) подкрепят его выводы в деле об убийстве священника.

* * *

«Последнее время я слишком много размышляю, — с грустью признался Уильям Хайтауэр своему адвокату. — В голову лезут дикие мысли. Тоска одолевает»^{168}.

Шел октябрь. В оставшиеся перед судом дни Хайтауэр, сидя в тюремной камере, думал о жизни: о потерянных любимых, о неудачах в бизнесе, об обвинении в убийстве. И вдруг техасцу слегка улыбнулась удача — ему назначили нового адвоката. И. Дж. Эммонс вызвался защищать Хайтауэра безвозмездно. Как выяснилось, Эммонс давно симпатизировал чудаковатому кондитеру: он своими глазами видел, как Хайтауэр, у которого одно время была лавка в Бейкерсфилде, раздавал местным детям печенье.

«Я не хочу лишаться того, чем дорожу больше всего на свете: свободы, — жаловался Хайтауэр. — Но меня так опутали цепью косвенных улик, что я вряд ли выберусь». Предчувствие его не обмануло: 5 октября, когда начались слушания, окружной прокурор представил суду список улик, и все до единой указывали на Хайтауэра как на убийцу. Заседание началось с выступления репортера Джорджа Линна, поведавшего жуткую историю о ночных поисках закопанного тела^{169}

. Процесс длился меньше недели, и за это время в зале суда со стороны обвинения побывало более дюжины свидетелей^{170}, каждый из которых добавлял звено в цепи косвенных улик против Уильяма Хайтауэра. Предполагалось, что экономка и соседка — единственные, кто видел преступника в ночь похищения, — опознают подсудимого. Однако соседка переехала в другой город, и в качестве свидетеля осталась лишь экономка Мэри Вендел.

— Еще не стемнело, — говорила она. — На мужчине были темные очки. Заходить в дом он отказался, но я его отчетливо видела^{171}.

И ни слова о невысоком смуглом иностранце. Прокурор отнес эту неточность за счет волнения, а не ксенофобии. Еще один свидетель, мужчина, сказал, что в ночь похищения Хайтауэр арендовал автомобиль «форд», модель 1920 года с открытым верхом и автоматическим стартером, после чего отсутствовал в течение нескольких часов. Другие свидетели заявили, что за пару недель до преступления техасец якобы проживал возле Салада-Бич, а через несколько дней после этого ошивался возле рекламного щита с блинами. Нашелся житель Невады, который сообщил, что продавал Хайтауэру револьвер сорок пятого калибра. День выдался для Уильяма Хайтауэра тяжелый, но то, что случилось потом, было по-настоящему грустно.