Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

– А это что?

– Это плавающая огромных размеров туча. На ней катаются у нас обыкновенно девушки.

– А это что?

– Это плавающая заря.

– Из чего она сделана?

– Материал, по обыкновению, крепкий, но очень лёгкий. Главное здесь – в красках, тонах и полутонах. Это дивная работа. Когда она плавает по морю, то всем кажется издали, что заря занимается.

– Кто это изобрёл?

– Один из нас.

– Как его зовут?

– Ведь я уже раз вам ответил.

– Да, я знаю: его зовут Плавающая Заря, – шутила женщина.

– Оно так и есть. Мы его все зовём Плавающая Заря, или сокращённо Заря.

– А что это?

– Это плавающая тоска… Это изобретение Тоски, тоскующей женщины, богини.

– Как на этом плавать?

– Садятся у ног её на пьедестале и плавают по тихим водам наших морей.

– А зачем это вам?

– Ведь я уже несколько раз сказал вам, что у нас техника ради техники, искусство ради искусства.

– А это что?

– Это плавающий лес…

– Как это красиво.

– Да, красиво. На лесах мы часто плаваем целыми обществами. Плаваем целыми годами.

– А это что?

– Это плавающий дол, он лежит между двумя горами.

– И это красиво, – сказала женщина

– Ничего некрасивого у нас нет. У нас красивое с полезным слились окончательно, вернее, перешло одно в другое.

– А это что?

– Это плавающий купол. Он плавает под водой.

– Сколько может человек пробыть у вас под водой?

– Хоть бы целый век, – сказал человек из страны Анархии.

– А чем он дышит под водой?

– Тем, что над водой, – сказал человек из страны Анархии, улыбнувшись.

– Как же это?

– Очень просто. Он берёт с собою воздух.

– В чём?

– Смешные вопросы. Он образует вокруг себя воздух. Он образует его из воды.

– Каким образом?

– От одного соприкосновения с водой.

– Как-то непон… – Я хотел сказать «непонятно», но оборвался, вспомнив, что в стране Анархии нет ничего непонятного и нет ничего понятного.

– А это что?

– Это плавающая улыбка. Видите, вот, будто бы розовые губы, вот белые зубы, кончики губ стянуты, рот чуть-чуть приоткрыт, он улыбается.

– Это изящно, но слишком огромно, – сказала женщина.

– Это колоссальная улыбка, улыбка гиганта, – сказал человек из страны Анархии.

– А как на этом плавать?

– Просто. Открывают этот полуоткрытый рот и садятся внутрь, в полость рта; там большой роскошный зал, как у вас это называется, и плавают куда угодно. Улыбка носится по воде мирно, тихо, как поступь безразличного времени.

– Фантастично! – сказала женщина.

– А что это?

– Ограничимся виденным. Перейдём к новому отделу, к зрительному отделу. Надо спешить!

– Вы правы, – сказал я, – день не ждёт, а сад такой огромный.

– Давайте перейдём в зрительный отдел.

– Давайте! – сказали все.

XII

– Пойдём в зрительный отдел, – сказал человек из страны Анархии.

– Пойдём, – сказали все мы.

– Но в нём долго не пробудем. Времени мало, – сказал человек из страны Анархии.

– Неужели и у вас времени мало?

– У нас времени много, мы не вне времени, а над временем. Мы одолели время, сотворив, реализовав вечность. Но вы, ведь к вашим услугам для осмотра нашей страны всего пять дней, вам следует поторопиться, – сказал человек из страны Анархии.

– А какие у нас дни, по вашему времяразделению или по нашему? – спросил я.

– Да, ведь у вас дни иные, пятичасовые! – добавила женщина.

– Пять дней ваших, по вашему времени. По истечении этого времени вы войдёте в страну Анархию как свои люди, и наше время станет вашим временем, – сказал человек из страны Анархии.

– Неужели!.. Меня удивляет: у вас сохранились слова «наше», «ваше», «моё»? – спросил удивлённо рабочий.

– Я вам после отвечу на ваш вопрос, а пока давайте смотреть! – сказал человек из страны Анархии.

– Мы уже в зрительном отделе?

– Да!

– Ничего не видно!

– В том-то и дело! – сказал человек из страны Анархии.

– Как в том-то и дело!

– Что это означает?

– Зрительный отдел, а зреть-то нечего!

– Пустое пространство! – сказал удивлённо юноша.

– Видите, для того чтобы одолеть зрительность, мы должны были одолеть зрение, – сказал убедительно человек из страны Анархии.

– Отказываюсь понять! – воскликнул я.

– Очень просто! Мы исходим из того, что раньше разрушаем и потом создаём, ибо в разрушении – дух созиданья.

– Что вы говорите? – пожал плечами рабочий.

– Ясно, что первым шагом нашим по пути одоления зрительности, увеличения ли её до невероятных размеров, уменьшения ли её – мы исходим из точки отрицания её – мы делали предметы, окружающие нас, незримыми, невидимыми. Мы уничтожили видимость, – сказал человек из страны Анархии.

– Как это так?! – воскликнул я, качая отрицательно головой.

– Это невозможно! – кричал юноша.

– Это невероятно, – сказала женщина.

А угнетённый народ стоял, покачивая глубокомысленно головой, как бы говоря:

– Меня здесь, в этой стране, ничем не удивишь! Раз могли уничтожить вражду, дикую ненависть народов друг к другу, то почему нельзя уничтожить видимость предметов?

Но он хранил глубокое молчание.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное