– По-вашему! – проиронизировал человек из страны Анархии. – По-вашему значит слуховыми элементами. Этот звуковой язык имеет то удобство, что им можно пользоваться в темноте, а у вас же вечно темно, ваши ночи ведь составляют половину вашей жизни. У нас же темноты нет. И зрительный, видимый язык имеет то свойство, что им можно пользоваться в тиши и при сильных звуках. У вас же тиши не было. У нас язык слуховой хорош в невидимой среде, зрительный язык применяется в неслуховой среде – в тишине. Психический язык – в этих двух средах, когда они пресекаются, сталкиваются. В незрительной и неслуховой среде мы прибегаем для сношений к языку психическому, к психологической сигнализации, – кончил свою несколько туманную для нас речь человек из страны Анархии.
– Что же было с нами? – сказала, полуулыбаясь, женщина.
– Ведь я уж вам объяснил, – сказал человек из страны Анархии.
– Как и чем объяснили?
– «Объяснить» есть одно из величайших заблуждений человеческого ума. Никак не объяснишь явления или мира, потому что объяснять нечего. Явление не требует объяснений, мир выше объяснений, ниже объяснений, вне объяснений.
– Мы ничего не понимаем, – сказали все мы с явной досадой, в которой слышалась беспомощность ума в его борьбе за разум.
– Опять «не понимаем», «понимаем», – рассмеялся добродушно человек из страны Анархии. – Как это вам не надоели эти понимание и непонимание, эти познаваемое и непознаваемое. Ведь от всего этого так и несёт зевотой!
– Где же мы были? – спросил я, желая всё же добиться некоторого объяснения случившегося.
– Мы были в слуховом отделе! – был решительный ответ человека из страны Анархии.
– Почему мы ничего не слышали? – продолжал я его допрашивать.
– Там слух не действует.
– Как это не действует?
– Очень просто. Там нет звуковой, слуховой среды, там звуки не производят никаких «воздушных волн», – я говорю фигурально, выражаясь вашим физическим языком.
– Как это нет волн?
– Нет их и только. «Как» и «почему» – нелепость. Факт. Их нет. Там ничего не слышно. Там нерушимая тишина. Мы и при слухе, как при зрении, исходили из отрицания, разрушения.
– И у вас есть целая область, в которой не слышно ни единого звука? – спросил юноша.
– Да. У нас есть целая неслуховая среда. Ни звука, ни шума, ни шелеста, ни шороха, ни гласа, ни шёпота. Всё немеет.
– Там должно быть жутко! – сказала женщина.
– Нисколько. Там тихо. Там живёт молчание. Там обитает немота.
– Мне было страшно тяжело от отсутствия слуховых раздражений, – сказал я.
– Во-первых, вы попали туда вдруг, не зная, в чём дело, и это слуховое «ничто» вас пугало, дразнило ваше воображение, во-вторых, вы к тишине не привыкли. У вас же люди вечно слышат.
– А как у вас?
– У нас слух, зрение, являются актами воли.
– Как это?14
– Просто уходишь в другую среду. Или создаёшь такую среду вокруг себя.
– Разве приятно «не слышать»? – спросила женщина.
– Мне кажется, что гораздо прельстительней «слышать всё», – сказал юноша.
– Это одно и то же.
– Что вы хотите этим сказать?
– Это две стороны одного и того же явления.
– Ведь это два противоречия, – сказал я.
– Это ничего не значит. Техника не знает противоречий. В тот день, когда нам удалось уничтожить, убить «слух», в тот же день мы воссоздали его вновь, воскресили его из мёртвых.
– Как, вы всё слышите?
– Да, когда мы этого желаем.
– Например?
– Просто. Как при зрении.
– Как, вы слышите на большом расстоянии?
– Мы слышим, улавливаем, воспринимаем звуки на расстоянии бесконечности.
– Неужели это возможно?
– Ведь я вам говорю.
– Как вы этого достигли?
– Как мы достигли всевидения, так мы достигли и всеслышания, – сказал человек из страны Анархии.
– Там вы изобрели особый свет, который делает возможным видеть всё на самом далёком расстоянии.
– А для слуха мы изобрели особый «эфир», который передаёт с быстротою мысли самые малейшие колебания, шевеления, зыби звуков.
– Вот как!
– И вы всё слышите?
– Да. Мы всё слышим. Мы можем слышать десять голосов разом.
– Как это?
– Очень просто. У нас звуки не сливаются.
– Как?
– Опять удивление, опять недоверие, и главное, к чему – к пустякам! – сказал с недовольством человек из страны Анархии.
– У нас, если хотят, то все говорят разом. Всё равно слышим каждого, слышим отчётливо, ясно, чётко15
.– Как странно!
– Нисколько! Каждая сумма звуков, каждое целое получается как единство, не растворяется.
– Ну, хорошо. У вас говорят разом, если хотят, но что толку, всё равно ведь нельзя отвечать всем разом, – сказала женщина.
– В том-то и суть, что мы отвечаем всем разом.
– Как?
– Мы отвечаем всем разом.
– Ведь у вас только один голос!
– Ничуть не бывало. Мы обладаем способностью передавать наши мысли, разные мысли, относящиеся к разным предметам, к разным лицам в один и тот же промежуток времени.
– Это уже совсем невероятно.
– Почему невероятно?! Ведь приписывали одному известному певцу, жившему сто пятьдесят лет тому назад в ваших же странах, свойство петь двумя голосами разом16
. Мы же обладаем умением говорить десятью и более голосами и языками за раз.– На это приходится только пожать плечами, – сказал я, боясь употребить слово «не понимаю».