Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Свои глаза на созерцанье вывожу.На улицу я в полдень выхожу.Хозяйка-Солнце посредине дворонебаЦыплёнку-бытию бросает крошки светохлеба.К обеду жизни всё живучее спешит,И торжество на пиршество весь мир умчит.Живёт, блестит и шевелится мостовая,Серьёзно, гордо, важно светокрошечки глотая.Аллеи, скверы, парки, садики живут.Пьют воду пенья птичек и лучей хлеб жрут.Живут, поют деревья, светом зеленея,Устами листьев, веток и стволов благоговея.И аппетитно ест лучи асфальт, гранит,И подымается движения зенит,И скорость-сказка одевает платье Были.По улицам несутся, веселясь, автомобили.И шум, и гам, и треск, и свист, наречье шин,И курит фимиам автоконьяк, бензин.«О, берегись! Ты отстранись!» – кричит сирена.Одолевания пространства брызжет волнопена.И вдоль дороги рельсы унеслись стрелой,Сверкают трепетной, лучистой чешуёй.На крыльях электричества летят трамваи,Предупредительным трезвоном конных обдавая.В полдень жизни, средь движений —Жутко, оторопно, странно!Бродят, ходят Смерти тени,Мертвецы поют: «Осанна».Вон гроба, вон их могилы.Надпись: прах здесь покоится.
Мертвецов дворцы и виллы.Смерть в ста зеркалах двоится.Свежие и старые холмыБез мемориоплит иль с плитами.Тень чернеет пасти бахромы,Без крестов зияет иль с крестами.Тело, туловище и глаза,Руки, ноги и живот с цепочкой.Злато толще пальца в два раза:Предложения богатства точка.Шляпка голову снимает,Шляпка иль платок, косынка,В ботах, в туфлях ль щеголяет,Возвращаясь с бала, с рынка.В кожаной тужурке ль, в юбке,На боку висит кобура,Папиросы дым иль трубкаОсвещает лик культуры.Что это?«Человек!» – ответит нам слепой.Зрячий скажет: это гроб, могила,В ней здесь похоронен дух живой,Почиет душа и жизни сила.Убиенная душа, дум прах…Здесь душа и ум гниют иль сгнили,Одолел червивый жадный враг,Червостаи сердце обложили.Крышка гроба – это рот.Эй! Смелей снимите крышку!Чёрный дьявол, наставленья котРастерзал на ужин жизни мышку.
Гниль словес несёт, разит,Мертвечиной отдаётся.Дым. Лампадочка внизу коптит.Свет со тьмою более не бьётся.Эй, в отверстие всмотрись,Эй, вглядися в эту яму.Дом, хором, жильё – дворец для крыс.Смерть-картина хочет смерти раму.Глубоко на дне душиИсчервлённые останки,Черви пиршествуют там в тиши,Вьясь колечком перебранки.Завтрак, ужин и обед.Черви жирны и ползучи.От души остался жалкий след,В море неба колея, путь тучи.В впадину вперися, в глаз —Червь в нём торжествует сыто.Черепки живых хрустальных ваз,Душечереп продырявлен – сито.Смерти мёртвые духи,Разложения зловонье,Обонянья смертные грехи,Под собою ходит воздух-соня.Напрасно могила усеянаЦветами платья и одежды!Напрасно Теорья одеянаРуками неуча, невежды!Напрасно могила душиласяКлассическим одеколоном!
Напрасно познанье мастилосяПоэзии елея лоном…От запаха вонючего души гниющейОбонянью устоять нельзя.От рёва разложенья боли вопиющейК уху мира стелется стезя.Кочующие бледно-жалкие могилы,Босяки скитания, гробы.О, трупы! ртов беззубия старческого пилы.Мёртвой Смерти слуги и рабы.Не по ночам осеннего беззвездия,По целым дням светильного возмездия,Скитаются, снуют и бродят, словно тениБлуждающих и умирающих забвений.И бродят табунами, толпо-массами,Народами и племенами, расами…Гробами низаны все наши тротуары.Запружены железные дороги, пары.Город. Площадь. Улица. Дома.Садики. Бульвары. Скверы.Свет лица и глаза тьма.Храм терпимости и веры.Клубы и театры и кафе,Цирки, залы, библиотеки,Трибунал, аутодафе,Аудитории, аптеки.Всюду сиживают мертвецы.Мёртвые смеются, плачут,Мертвы мудрецы, глупцы.Мёртвых мёртвые дурачат.Мёртвый мёртвой продаётся,
Мёртвый мёртво покупает.Мёртвый мёртвому в лицо смеётся.Мёртвый нежно с мёртвой под руку гуляет.Мёртвый мёртвую целует,Мёртвый мёртвую ласкает,Мёртвый мёртвому закон диктует,Мёртвый мёртвым благородьем помыкает.Мёртвый с мёртвою танцует,Вьются смерти хороводы.Мёртвый мёртвую поёт, рифмует.Содрогаются от жути небосводы!Мёртвый мёртвую балует,Мёртвый мёртвой отдаётся.Это «властью Божьей» именуют.Тело телом до отвала обожрётся.Вдруг вот мертвецы затеялиРазвлеченья ради ссору.Трупами все нивы сеяли,Крови возлиянья Богу, Мору.Доблестно дерутся мертвецы.Жутко! Мертвенная схватка,Дракой руководят мудрецы,Духотел бифштекс смакуя сладко.Вся цивилизация – кладбищеНашей тёмной современности.Мысли, души – тлен, для червя пища.О, руины суверенности!Мертвецов – два миллиарда,Тьма покойников духовных,Жертв подражанья ТардаБелокожих, краснокровных.
Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное